Связанные судьбы

– Нет, вы издеваетесь надо мной, – с раздражением сказал Игорь Иванович. – Дробжек! Отставить занятия! Идите в свою комнату отдыхать.

– Наотдыхалась уже, – зло бросила она, примеряясь к перекладине. – Я вообще в отпуске, командир, приказам не подчиняюсь. Неделю уже занимаюсь, пока вас нет дома, а тут брось, и все. Конечно, сейчас. Хватит меня жалеть. И я не ребенок, чтобы отсылать меня в комнату.

– Да уж, – сказал он, оглядывая ее фигуру, голову с неровно отрастающими черными волосами, – не ребенок. Точно. Ведете себя очень по-взрослому. Что на вас нашло, Дробжек?

«Не ребенок», крупная, напряженная, начала подтягиваться и не ответила ему. Еще и ноги в коленях сгибать приноровилась, когда двигалась вверх.

– Ладно, – произнес Игорь резко, останавливая дорожку. – Идите на маты, Люджина. Я уложу вас, и вы пообещаете, что будете нормировать нагрузку. Я прослежу за этим.

– А если я вас? – спросила она деловито, спрыгнув на пол. Почти не покачнулась, но дышала очень тяжело.

– Придумаете что-нибудь, – отозвался полковник легко. – Исполню.

Напарница задумалась, решительно тряхнула головой, и ему стало любопытно: что она решила загадать?

– Договорились, командир, – сказала северянка, пошла к матам. – До трех раз?

– Один переживите, – бросил Игорь. Покрутил руками, наклонился, потянулся к полу, в стороны – чтобы потом не заработать растяжение. – Без ударов, Люджина. Бить я вас не буду, и не мечтайте. Только борьба – захваты, броски и удержания.

– Много говорите, командир, – спокойно произнесла Дробжек. Почти без вызова. Потерла ладонью свой черный ежик и улыбнулась.

Соперники встали напротив друг друга, пригнулись.

– Старт, – скомандовал Игорь.

Люджина бросилась к нему, и он тут же уклонился, схватил ее за талию, перекинул через бедро – она шмякнулась спиной на ковер, поморщилась.

– Один, – сказал полковник, наблюдая, как она поднимается.

Снова бросок, захват – но она уперлась, нырнула ему под мышку, сделала подсечку, сама упала на спину, перебросила через себя – но он не отцепился, и женщина оказалась у него на груди – и тут же полетела вбок, с выкрученной рукой, лицом в ковер.

– Два, – сказал он, прижимая ее телом к мату. Люджина засопела зло, пошевелилась – тело у нее было сильное, затылок влажный, как и спина, и бедра его упирались в упругие большие ягодицы, и пахла она сладковатым женским потом… и внутри Стрелковского вдруг что-то кольнуло, давно забытое, тягостное. Игорь отстранился от нее, поднялся, и капитан тоже встала, повернулась.

– Я вас недооценила, командир, – признала она, внимательно глядя на Игоря Ивановича. – Мощно.

– Бывает, – усмехнулся он невесело. – Закончим?

– Нет, конечно, – она потрясла руками, попрыгала на одном месте. – На позицию, полковник.

На этот раз возиться пришлось долго. Капитан никак не хотела сдаваться, а он берег ее, хоть и возил, как щенка, по ковру, сдавленно выдыхая на удачных зажимах и бросках северянки. Много раз тоже оказывался на мате, но ухитрялся изворачиваться, перекатываясь и уходя от удержания. Сам разогрелся, вспотел и увлекся. И перестарался – на очередном падении, когда вновь закрутил ей руку за спину и спиной же прижал к матам, фиксируя второй рукой и корпусом, напарница стиснула зубы и застонала едва слышно, упираясь ладонью ему в грудь и поджимая от боли ноги. Игорь тут же отодвинулся, освободил руку, сел рядом. Люджина осталась лежать, прижимая ладонь к плечу.

– Виноват, – сказал он неловко. – Дайте посмотрю. Покалечил все-таки.

– Да оставьте, полковник, – она зашипела, пока Игорь крутил ей локоть, проминал плечо. – Вы меня и так жалели.

– Жалел, – согласился он спокойно. – Вывиха нет, растяжение разве что. Нужно лед приложить.

– Переживу, – буркнула она, поднимаясь. Расстроилась, это было видно. – Я в душ.

– Вам так хотелось победить меня? – поинтересовался он, наблюдая, как она идет к душевой.

– Мне хотелось удивить вас, – ответила капитан, не оборачиваясь.

– Еще удивите, – успокаивающе произнес Игорь. – Жду вас за ужином, Люджина.

Майло Тандаджи, вернувшись домой, насторожился, как только открыл входную дверь. Обычно его встречали голоса матушки и супруги, о чем-то живо (или скандально) переговаривающиеся, шум включенного телевизора, запахи готовящейся еды или звуки национальной музыки, которую так любила Таби. Сейчас в доме царила мертвая тишина. Везде горел свет, и яркая тидусская обстановка привычно раздражала глаз.

Он тихо повернулся к полке – снять пальто, если за ним наблюдают, – и, вешая его в гардеробную, достал маленький пистолет. Наклонился, обозревая прихожую, расстегнул ботинки. И медленно, вдоль стены пошел в дом.

В гостиной никого не было, и тидусс неслышно, как кошка, сделал еще несколько шагов, глянул в широкое зеркало – оно отражало их цветную кухню. Там, спиной к нему, сидела жена. Ровно, не двигаясь. Что с ней? Держат на мушке? Опоили чем-то? И сейчас уже наверняка ведут его, потому что не заметить заезжающий в ворота автомобиль невозможно.