И его величество, забросивший дела ради воспитательного процесса, с усмешкой, пробивающейся через тяжело ворочающийся звериный разум, обилие запахов и звуков, размышлял о том, что ради сохранения репутации надо было вывезти ее за город, в широкое лесное имение Бермонтов. Там можно и поохотиться на снегу, и показать следы животных, и научить, как ловить лосося в серебряных, холодных и быстрых ручьях. Но визит был официальным, и пришлось бы тащить за собой всю ее свиту. Слишком много хлопот. Успеет еще.
Думал Демьян и о том, что за десять лет ничего не изменилось. И он до старости, видимо, будет носить ее на холке, изображая лошадку. И что он мог бы сообразить еще тогда: именно эта визжащая от счастья при его появлениях и намертво вцепляющаяся в него девчонка и есть его судьба.
Только утром в понедельник, после второй ночи полнолуния, ему удалось уговорить Полину обернуться. Ну, как уговорить – зажать лапой, чтоб не сбегала, порычать для острастки, чтобы слушалась. И попытаться достучаться до любимой девушки, спящей в маленькой медвежьей голове. Иди ко мне, Полюш. Просыпайся. Я соскучился.
– Ани вернулась, – взбудораженно рассказывала она позже, за завтраком на двоих в малой столовой, – представляешь? Еще вчера. На телефоне шестнадцать вызовов от сестер. Я уже со всеми успела поговорить. Эх, а увижу только послезавтра. Наконец-то все дома!
Завтрак на двоих был очень условным – через широкую каменную арку из большого зала за ними ненавязчиво следили фрейлины Полли во главе с Сениной, периодически заходили слуги, меняя блюда. За узкими окнами тусклым светом серело утро – где-то внизу кипела жизнь, люди спешили на работу.
– Уже хочешь в Иоаннесбург? – поинтересовался Бермонт, намазывая на хрустящий тост желтоватое сливочное масло.
– Хочу, – смущенно призналась Полина после паузы. – И с тобой побыть тоже хочу, – она помялась. – Отпустишь меня на пару часов с Ангелиной поболтать? Демья-а-а-ан? – Пол умильно похлопала ресницами, сделала жалобные глаза. – Ну пожа-а-алуйста…
Его величество усмехнулся, взглянул на высокие деревянные часы, стоящие в углу столовой, – золотистый маятник под стеклом с мягким стуком ходил туда-сюда.
– На час, Пол, – мягко сказал он. – Потом нам нужно будет в храм, а мы один раз уже перенесли. Хватит времени? Я провожу тебя к телепорту.
– Хватит, – кивнула она радостно. – Буду минута в минуту! – клятвенно пообещала принцесса и с утроенной скоростью принялась за уничтожение завтрака.
Вернувшаяся в родной дворец принцесса молнией пронеслась по коридору Семейного крыла, распахнула двери Ангелининых покоев, растормошила ее, спящую, кутающуюся в несколько одеял, затискала и зацеловала. Старшая сестра, кажется, была даже немного оглушена ее напором – сонно улыбалась и переплетала длинные светлые косы. Полина, тараторя и ежеминутно поглядывая на часы, рассказывала, что случилось с ней, лезла обниматься, пыталась гладить выскочившего на шум щенка тер-сели, восхищалась тем, какой красивой снова стала Ангелина, задавала тысячу вопросов – и умчалась так же быстро и шумно, как пришла, пообещав от двери, что вернется и тогда уже они наболтаются всласть.
Ани некоторое время полежала еще в кровати, соображая, чем ей заняться. Все родные разбежались по делам: Вася оставалась в поместье, Алинка и Каролина ушли на учебу, Марина – на работу. Заставила себя встать, причесаться, умыться и позавтракать со Святославом Федоровичем, который глядел на нее со странной раздражающей тревогой и спокойно рассказывал о том, над чем работает сейчас.
– Отец, – вспомнила Ани, допивая чай, – а ты не знаешь, как дела у Валентины с детьми?
Святослав растерянно моргнул и нахмурился – не сразу сообразил, что речь идет об их соседке в Орешнике.
– Дочка, – сказал он неловко, – я давно им не звонил. Совсем забыл, представляешь? Ох, как стыдно… надо связаться с ними, узнать, возможно, нужно что.
Он покачал головой, стиснул зубы.
– Я позвоню, – проговорила Ангелина успокаивающе. – Может, навещу ее. Хочу увидеть.
– Я с тобой поеду, – тяжело произнес отец. – Как же я так забыл, а? Столько они для нас сделали, а я уехал и даже не поинтересовался, как они живут. Валя в больнице была, я и не знаю, что с ней сейчас. Полтора месяца ни слуху ни духу. Что они о нас подумают?
Он замолчал, на скулах выступили красные пятна. Но Ани не стала его больше успокаивать. Получилось действительно очень некрасиво и недостойно.
Когда завтрак кончился, старшая Рудлог пыталась дозвониться до Валентины – но телефон молчал, будто линия была отключена. Долго стояла у окна, любуясь на прихваченный снежком парк и закутавшись в плед – после жарких Песков она вдруг начала здесь мерзнуть. Перебирала в голове воспоминания, думала, что делать теперь.
И внезапно разозлилась на свое вялое состояние и растерянность. Дела найдутся; вернется Василина – обсудит все с ней и решит, за что приняться. А пока нужно обустраиваться заново, снова обретать почву под ногами.