Связанные судьбы

– Не признала, как признать, ваше высочество, – радостно и одновременно печально сказала Рита Дмитриевна, – а Валя вон лежит. Спит она. Она много спит теперь.

Ани с тяжелым чувством подошла к кровати. Там, укрытая одеялами, лежала ее подруга – болезненно желтая, усохшая, с поседевшими волосами. И не скажешь, что всего на три года старше Ангелины.

– Что с ней, тетя Рита?

– Да, – сказала старушка, опускаясь на стул возле окна, – в коме лежала несколько дней, сразу прооперировали – а не выздоровеет никак. Шкаф кухонный настенный ей на голову упал, Ань. Гематома пошла, позвонок какой-то поврежден. Вот и лечили ее, лечили, да и отправили к нам. Слабенькая совсем: встанет – давление скачет, до уборной по стенке ползет, спит все время, забывает все. Назначили кучу лекарств, вот, ходит к нам Степановна, уколы ставит. Массаж прописали и процедуры, так на бесплатные надо возить в район, а как нам ее возить?

Валина мама говорила и говорила – нужно было ей выговориться, поделиться, – и в глазах ее появлялась тихая и просительная надежда, резавшая почище упреков и укоризненных слов. Святослав сел за стол, потянулся за банкой с козьим молоком – взглянул на хозяйку дома, и та кивнула радушно, – налил себе, да так и сидел, слушая и периодически отпивая из кружки.

Старшие мальчишки, ранее шебутные, хулиганистые, поздоровались тихо, но глядели на гостей настороженно, и Ангелина подумала: такая тишина стояла и у них сразу после переворота. Так звучат безысходность и отчаяние. И глаза у детей были серьезные. Только младший, пятилетний, одетый в валенки и теплую толстую кофту, возился на полу со своими игрушками. Подошел к Святославу – признал, видимо, – и отец улыбнулся, потянул его к себе на колено – покачать.

Пацаненок на его коленях был теплый, горячий даже, вертелся и требовал скакать быстрее. Святослав пощекотал мальчишку сквозь толстую кофту – тот взвизгнул и заливисто рассмеялся. Воистину, детский смех может звучать даже во время войны – звучать надеждой для взрослых, уводить их от безнадежности.

– Я-то больше не работаю, – говорила Рита Дмитриевна, – так совсем тяжко. Еле-еле на дрова хватает да на еду, и то экономим как можем. Видишь, – она махнула рукой, – продали что могли, голые стены скоро будут. Когда землю трясло, видать, повредило что-то в стенах да в фундаменте – раньше дом теплый был, а теперь выдувает все, стыло тут. Вы не сердитесь, – вдруг спохватилась она, – мы из вашего дома, что было, прибрали, Ань. Вам-то уже не нужно. Одеял взяли, дров с сарая, кур к себе, козочку… передохли бы ведь, Ань, а так… яички есть, молока побольше… посуду продали вашу, – добавила она совсем тихо.

– Ну что вы, теть Рит, – с сердцем сказала принцесса. – Конечно, надо было взять.

Она пригляделась: и правда, подруга была укрыта их одеялом, тяжелым, ватным, под которым раньше спал отец. Вздохнула. Сколько она сидела с мальчишками, сколько Валюха их выручала… и муж у нее был добрый, всем делился, помогал деньгами, когда трудно совсем приходилось.

– Работала бы я – полегче бы приходилось, – продолжала тараторить старая женщина. – Так пока Валя в больнице лежала, я за внуками смотрела, и сейчас ее тоже не оставишь. Я попробовала выйти на неделе – прихожу, младшего из сада забравши, а Валя на полу лежит, плачет. Так и уволилась. Хорошо, соседи помогают, кто чем может.

Ани перевела взгляд на отца; Святослав тяжело разглядывал накрытую одеялом Валентину. И странно: его лицо казалось очень живым сейчас.

– Мам, да хватит причитать, – раздался тихий голос из-под одеял. Принцесса повернула голову – подруга приподнялась, облокотилась на стену и смотрела на нее привычным бодрым взглядом, сразу преобразившим исхудавшее лицо.

– А я-то проснулась, слушаю и думаю, кому мамка тут жалуется, – проговорила Валюха весело. – Славку-то сразу узнала, но думала, снится. Боги, худющая какая, маленькая! Анька, ты, правда?

– Я, – ответила Ани и вздохнула прерывисто. И потянулась к подруге – обнять. Та удивленно хохотнула, но стиснула крепко – совсем не похоже на умирающую.

– Не кормят вас во дворцах, что ли, Ань? Ну совсем одни ребра да глаза. Ой, – спохватилась она, – вот я дуреха. А как обращаться к тебе теперь? На вы? Ваше высочество?

– Это на людях, Валь. А так – как раньше, – тепло пояснила Ангелина.

– Ты мамку не слушай, – произнесла Валентина, отстраняясь, – мы выдюжим. Всякое уже переживали и тут справимся. До весны дотянем, а там легче станет.

– С ума сошла, – возмутилась Ани, – сейчас соберетесь и к нам поедете. Во дворце покоев много. В лазарет тебя определим королевский, Валь.

Подруга захохотала и тут же ойкнула, поднесла руку к виску.

– Никак привыкнуть не могу, что смеяться нельзя, а то голова кружится, – призналась она. – Ну какое нам во дворец, Ань? Что мы, лорды какие? Что мы там делать будем?