Связанный честью

– Хоть какое-то мало-мальское объяснение. Как ни безумно это звучит, я хотел удержать тебя при себе. Я знал, что виноват, что я разрушаю тебе жизнь, втягивая в эту неразбериху, но… – Он беспомощно пожал плечами. – Я не мог заставить себя отпустить тебя, хотя всю дорогу чертовски боялся, что причиню тебе боль. – Он положил ей руку на шею и легонько погладил. – Наверное, я все равно ее причинил?

– Не думаю.

– Это правда, Эйслин?

– Правда.

– Боже, не понимаю, почему ты не убила меня во сне.

Эйслин улыбнулась ему:

– Я рассчитывала, что твое отчаянное желание тебя не покинет.

– Оно со мной. Более чем отчаянное.

Он намотал на руку ее волосы и, удерживая ее голову на весу, опрокинул Эйслин на спину.

Отдышавшись после долгого и страстного поцелуя, она сказала:

– Мы могли бы этим заниматься уже много недель, если бы ты не был таким чертовски упрямым. Ты добровольно не сдашь ни дюйма, верно?

Он улыбнулся распутно:

– Вот конкретно сейчас я знаю, какие дюймы мог бы тебе предложить.

Она дернула его за волосы в качестве наказания за непристойность, но потом хихикнула:

– Оказывается, ты умеешь шутить. Не могу поверить.

– Я очень даже могу веселиться.

– Со всеми, кроме меня. Со мной ты обычно угрюмый и непреклонный. Ты не мог шутить, поскольку старался воздвигнуть вокруг себя крепостные стены из-за того, что случилось в доме твоей матери.

Он напрягся и сделал движение встать, но Эйслин обхватила его руками за поясницу.

– Ты никуда не пойдешь, Лукас Грейвольф.

– Я стыжусь самого себя.

– Ты нуждался во мне. – Мягкость тона парализовала его защитную реакцию. – Здесь нечего стыдиться. Лукас, почему тебе так трудно признать, что иногда тебе кто-то нужен? Никто не бывает полностью самодостаточен. – Она нежно коснулась пальцем его рта. – Тем утром мне понравилось быть нужной. И меня совсем не обидело то, что ты сделал. Я только пожалела, что ты не дал мне побольше самостоятельности.

Она оторвала голову от подушки и стала его целовать. Сначала Лукас не поддавался, но она продолжала водить губами по его рту, и он растаял. Когда она снова откинула голову на подушку, он наклонился следом и показал, как он в ней нуждается.

Отдыхая после занятий любовью, Эйслин водила руками по его потной спине, по талии и ягодицам.

– Ты ничего не слышишь?

– Слышу, – пробормотал Лукас ей в шею. – Свое сердце. Оно до сих пор бьется как загнанное.

Она улыбнулась ему в плечо и небольно прикусила кожу, наслаждаясь даже такой малейшей толикой его уязвимости.

– Мое тоже кто-то загнал. Но я имела в виду нечто другое.

– Например, Тони?

– Не например, а именно Тони. Схожу-ка я лучше проверю его.

Лукас отстранился и растянулся на спине. Горящим собственническим взглядом он смотрел, как Эйслин натягивает халат, что был на ней накануне, и выходит из спальни.

Он не мог припомнить, что был когда-то счастливее. У него бывали и радостные времена – дни рождения и рождественские праздники. Ему нравилось охотиться в горах вместе с дедом. Он ликовал, выигрывая соревнования по легкой атлетике. Но собственно счастье казалось ему чем-то недоступным. Это был атрибут людей с нормальными семьями и происхождением, людей с чистой кровью, которые не живут с клеймом, на которых не навешивают ярлыки.

Сегодня утром Лукас Грейвольф подошел к этому понятию так близко, как никогда в жизни. Он даже позволял себе бездумно улыбаться. Потягивался, как дикий кот, которому больше не надо волноваться о пропитании. Ощущение счастья оказалось не таким страшным, как он раньше думал.

Эйслин тоже шла в детскую как в облаке радости. Любовь Лукаса прогнала вчерашние страхи. Сияющий солнечный свет ярко освещал комнату. И будущее теперь тоже заиграло светлыми радостными красками. Ведь он наконец-то принял ее любовь. Ей удалось до него достучаться.

Он пока не говорил, что любит ее, но нельзя же иметь все сразу. Он ее хочет. Ему нравится, что она присутствует в его жизни и в постели. Может быть, в конце концов из этого прорастет и любовь. А пока она удовлетворится тем, что имеет. Жизнь хороша!

– Доброе утро, Тони! – весело сказала она, входя в детскую.

Малыш захныкал.

– Ты хочешь есть? Или переодеться? Сейчас мамочка поменяет подгузник и будет гораздо лучше, да?

Однако, еще только наклоняясь к ребенку, она уже поняла – что-то не так. И чисто по-матерински она сразу осознала, в чем дело. Ее встревожило хриплое дыхание мальчика. Она коснулась его и закричала:

– Лукас!

Тот надевал в этот момент джинсы и по голосу Эйслин понял, что произошла беда. Он лучше других знал, что она не паникерша. Не прошло и пары секунд, как он оказался у двери детской:

– Что случилось?

– Тони! Он весь горит в лихорадке! Послушай, как он дышит.

Ребенок дышал с ужасающим свистом. Часто и неглубоко. Личико покрыто пятнами. И вместо громкого здорового крика, так радовавшего его родителей, его едва хватало на жалобное мяуканье.

– Что мне делать?

– Позвони Джину.

Эйслин уже раздела мальчика и сунула ему в попку термометр, который держала под рукой по совету книжек по воспитанию. Лукас не стал спорить. Он помчался в кухню и быстро набрал нужный номер.