Связчики

Лицо у Ульяны желтоватое, сморщенное. Она курила трубку, вырезанную из корня черемухи. Ульяна сидела на корточках и переворачивала лепешку, лепешка пеклась прямо на железе печки. Палатка была небольшая, печка стояла недалеко от выхода из палатки. Труба шла сквозь неровную дыру в разделке, — разделка, пришитая к брезенту проволокой, сделана из расплющенной алюминиевой тарелки.

Илья Баглич сидел на оленьей шкуре и смотрел в жерло на огонь.

Старуха взяла горячую лепешку, поднесла ее к уху и постучала по корке согнутым пальцем. Звук был громкий, как об сухую доску.

— Можно исть, — сказала она, как говорят русские. Все так говорят, когда еда приготовлена. Ульяна не выпускала чубук из угла рта.

Илья Баглич не смотрел на нее и ее не слышал. Он смотрел на огонь. Илья в это время вспомнил, как однажды стоял на круче у поселка, а с берега реки поднимался учитель — ноги у того тонули в песке: на шее сидел сынишка учителя, он был обут в маленькие валенки. Он держался за уши отца и весело распевал во все горло: «Старые дожди! Старые дожди! Ста-рые дожди!..» Голос был негромкий.

Было жарко. Льдины проплывали редко; снег сошел недавно, и по большой воде поднялся караван с товаром: два буксира и две баржи. Война закончилась давно, и теперь приходили большие баржи. Баржи были с домиками. У барж было много народа, но Илья не ходил туда, кое-кто возвращался наверх и учитель возвращался, а его сын пел. Илья потом каждый раз вспоминал эту песню и думал, как так бывает: старые дожди! Он не мог понять, что это значит: старые дожди.

— …Ста-ры-е дож-ди, — повторил он вслух.

— Что? — спросила старуха, разламывая лепешку.

Илья не ответил. Она посмотрела на него и вытащила чубук изо рта.

— Хлеб готовый, — сказала Ульяна громче. — Можно ись.

Илья посмотрел на лепешку — от лепешки шел пар. Он посмотрел в лицо Ульяны и отвернулся к огню. Он не слышал ее.

* * *

Илья Баглич — оленный человек. У него четыре оленя. Он охотник, все лето олени ходят в общем стаде. Когда озера замерзают, снег закрывает мхи и вечнозеленые кустики брусники, охотники идут ловить оленей, — так начинается промысел. Илья выезжает, когда снег глубокий. Четыре оленя— это две упряжки; две нарты — мало для настоящей работы: когда есть десять нарт, можно брать много груза, глубокий снег — не беда. Можно сделать много переходов, идти туда, где есть больше белки — на реку Каменный Дубчес или на Таз. Впереди идет молодой охотник или его жена и мнет лужами снег, за ним пара оленей с нартами без груза, потом упряжки с гружеными нартами. Когда есть жена, сын и невестка, прогладывать лыжню по очереди нетрудно и можно делать много аргишей. Илье досталась хорошая жена, с ней часто бывала удача. И когда они делали стан в селении близко от магазина с вином, он никогда, как другие, не таскал ее за волосы по снегу словно нарту. У него было много оленей, по он убивал одного за другим, чтобы помянуть родню. Нескольких он застрелил, когда пропал сын, бил их, когда пропала жена. Илья звал народ поминать свою бабу.

Десять нарт, запряженных оленями, — очень хорошо. Теперь только четыре оленя, и долго кочевать нельзя. Можно уехать по реке недалеко от поселка, так, один-два аргиша, больше нельзя. Больше и не надо. Он старый, какой он охотник, у него пенсия и ему много промышлять не надо. Сделать один-два аргиша, лес там хороший; сухие дрова есть, можно ходить за белкой — недалеко. А кончится мука — в поселок недалеко.

Реку сковало льдом, метелью занесло берега и мхи в лесу. Илья и Ульяна снабдились, погрузили на голые оленьи нарты продукты и черную зимнюю палатку.