Связная Цзинь Фын

— Война — великое бедствие, её не должно быть больше, — возразил командир. — Наша мудрость говорит: «Гнев может опять превратиться в радость, злоба может спять превратиться в веселье, но разрозненное государство не возродится, мёртвые не оживут. Поэтому просвещённый правитель очень осторожен по отношению к войне, а хороший полководец остерегается её. На этом пути сохраняешь государство в мире и армию в целости…» Ваш цветок не будет связным в отряде, подобно нашему, потому что не будет больше подземной войны и никакой войны не будет. Ваш цветок будет учиться в Пекинском университете и станет учёным человеком.

— Девушка? — с недоверием спросил начальник разведки. — Извините меня, но я так не думаю.

— Могу вас уверить, — сказал командир. — Женщина Китая уже доказала, что ни в чём не уступает мужчине. Посмотрите, как она трудилась во время войны, ведя хозяйство ушедшего на борьбу с врагом мужчины? Посмотрите, как она с оружием в руках дралась бок о бок с мужчиной! Неужели вы сомневаетесь, что она займёт своё место рядом с ним и после войны?

— Мужчина есть мужчина, — проговорил бывший мельник. — А женщина — это женщина…

Командир перебил его:

— Спросите себя, чего вы хотите для своего цветка, и вы узнаете, чего хотят для своих дочерей все китайцы.

— И вы тоже? — спросил шаньсиец.

— У меня нет больше ни жены, ни дочери, ни дома. Но я надеюсь, что Цзинь Фын заменит мне дочь, как только кончится война.

— И вы хотите, чтобы она тоже училась в Пекинском университете?

— Непременно! — уверенно проговорил командир. Он хотел сказать ещё что-то, но тут в лицо ему потянуло свежим воздухом: выход из-под земли был близок. Командир остановился и поднял фонарь, чтобы собрать растянувшийся отряд.

Глава четырнадцатая

1

Штурм Тайюани подходил к концу. Отряд «красных кротов» продвигался к губернаторскому саду, где прежде катались на осликах дети генералов и купцов и где теперь валялись срезанные снарядами деревья и дотлевали обломки сгоревших беседок.

Хотя на поверхности земли санитарными отрядами НОА было развёрнуто несколько перевязочных пунктов, «красные кроты» по привычке отправляли своих раненых под землю, в лазарет доктора Цяо. Когда они ворвались в подвал большого дома, где находилась гоминдановская разведка, и увидели брошенную своими мучителями истерзанную Цзинь Фын, они привели к ней сверху врача. Но когда этот врач сказал, что никто уже ничего не может сделать для маленькой связной, «кроты» взяли её и унесли под землю, чтобы подземными ходами доставить в миссию святого Игнатия, где оборудовали походный лазарет. Раненный в бою начальник разведки пошёл впереди. В свете фонаря, который он нёс, своды катакомб казались ещё ниже, чем были на самом деле; они давили на идущих всеми миллионами тонн земли, лежащей между подземельем и ночью, озаряемой непрерывными вспышками орудийных выстрелов и разрывов.

Внизу не было ни выстрелов, ни грохота разрывов. Воздух там был неподвижен, холоден и сыр. Тени идущих, отбрасываемые неверным мерцанием фонаря, приводили в движение стены ходов и неровные своды; они ломались и даже как будто извивались, теряя временами свои подлинные очертания и заставляя идущего впереди начальника разведки приостанавливаться, чтобы различить знаки, отмечающие повороты.

Начальник разведки двигался медленно. Не столько потому, что был ранен в ногу, сколько потому, что шедший за ним приземистый боец не мог идти быстро. Его лицо лоснилось от пота, из-под закатанных рукавов ватника виднелись напряжённые жгуты мускулов. Боец нёс девочку на вытянутых руках, боясь прижать к себе: это причинило бы ей страдания. Боец изредка останавливался, чтобы перевести дыхание.

Иногда во время таких остановок он присаживался на корточки, чтобы упереть локти в колени. Его руки дрожали мелкой-мелкой дрожью, и все же он не решался опустить ношу.

Командир приказал вынести девочку из города подземным ходом и доставить в усадьбу католической миссии, в полевой госпиталь.

Боец и сам считал, что только там он сможет опустить искалеченную Цзинь Фын на стол перед врачами. Наверно, они поставили там такие же столы, накрытые белыми клеёнками, какой был у их собственного врача Цяо в подземелье «красных кротов».

Пока боец отдыхал, начальник разведки строил предположения о том, что может сейчас делаться наверху. Он был ранен в то время, когда атакованные «кротами» с тыла и фронта гоминдановские бригады смертников прекратили сопротивление и сдались, открыв проход у южных ворот Тайюани.

Ни начальник разведки, ни тем более простой боец не имели представления о том, что этот боевой эпизод был вовсе не началом штурма Тайюани, а одной из последних фаз падения этой сильной крепости врага, столько времени державшейся в тылу НОА. Впрочем, не только эти двое не знали истинных размеров победы под Тайюанью. А ведь здесь было взято в плен около восьмидесяти тысяч гоминдановских солдат из числа девятнадцати дивизий, составлявших гарнизон крепости. Остальные, пытавшиеся остановить победоносное наступление народа, были уничтожены…