Связной

Одиннадцать человек прибыли из штрафного лагеря в городе Крейцбурге (отчего-то по возвращении из советского тыла начальство разведшколы перестало им доверять и после короткой проверки, перестраховавшись, определило их в штрафной лагерь). Уже через месяц они попали во взвод реабилитированных и изъявили желание продолжить учебу в разведывательной школе, после чего их назначили в Яблонь.

Рихтер фон Ризе встречался с каждым из бывших штрафников, и после непродолжительного разговора они произвели на него самое благоприятное впечатление. Так что, по мнению штандартенфюрера, им можно было доверять.

Еще три человека прибыли из особого лагеря «Л», организованного специально для советских высококвалифицированных военнопленных, работавших в оборонной промышленности. Они занимались тем, что собирали и обрабатывали разведданные о народном хозяйстве СССР. Все трое были инженерами, работавшими на крупных оборонных предприятиях и изъявившими желание более активно бороться с большевиками. Именно поэтому они выбрали диверсионное дело. Начальство особого лагеря не стало чинить препятствия и согласилось на перевод своих подопечных в Яблонский лагерь. Благо что их знания и интеллект будут востребованы и здесь. Рихтер фон Ризе имел на этих агентов определенные планы: например, их можно было внедрить на какой-нибудь крупный военный завод и организовать с их помощью диверсию, а потом использовать в разведке на военных предприятиях Советского Союза.

Так что было над чем подумать.

Основная же масса агентов — это были активисты из концентрационных лагерей, выразившие желание служить Третьему рейху. У каждого из них своя судьба: кто-то добровольно перешел на сторону немцев, а кто-то — после нескольких бесед с русскими пропагандистами. Но, так или иначе, материал был сыроват, и следовало основательно потрудиться, чтобы из них вышли по-настоящему подготовленные диверсанты.

Кроме диверсионной школы, Рихтер фон Ризе курировал команду «Абвергруппа-204», куда распределялись наиболее подготовленные и перспективные агенты. Среди них было два десятка таких, которыми можно было по-настоящему гордиться. Один из них служил в Государственном комитете обороны СССР, и не где-нибудь, а в его секретариате. Каждое его донесение имело высшую степень достоверности. Прозвища и клички он не имел, а значился под номером «438». Его подлинное имя — Владимир Мишанский — было известно всего лишь трем человекам, включая самого адмирала Канариса. На фронт он пошел добровольно и был комиссаром крупного воинского соединения. Получив контузию под Вязьмой, попал в плен. Уже в лагере сотрудникам абвера несложно было установить, что он работал в центральном аппарате партии и был одним из его подсекретарей. После короткого разговора с разведкой Мишанский дал согласие на сотрудничество, подписав несколько положенных бумаг. После короткой подготовки в школе он был переправлен через линию фронта как вышедший из окружения. Пройдя через тщательную проверку советской контрразведки, был направлен на работу в Комитет обороны, где верно служил рейху. Так что о некоторых приказах Комитета обороны Рихтер фон Ризе узнавал значительно раньше, чем командующие советских фронтов.

В этот раз агент «438» представил подробный протокол последнего военного совещания, на котором присутствовали Жуков, Ворошилов, Молотов, американский и английский атташе. Британский представитель просил о советской помощи в Африке, на что Молотов ответил, что резервы живой силы не столь велики, как полагают союзники. И в свою очередь, упрекнул в переориентировке в Египет военной техники, которую британцы должны были поставить в Советский Союз через Персидский залив.

Из напряженного разговора следовало, что между союзниками имеются весьма серьезные разногласия и вряд ли англичане могут рассчитывать на помощь в военной кампании на Африканском континенте. Полученную информацию следовало передать в Генеральный штаб в самое ближайшее время. Из полученной шифровки также вытекало, что Советский Союз испытывает нехватку в людских резервах: исходя из докладной записки начальника Главного военно-санитарного управления Красной армии Смирнова, было принято предложение Комитета обороны об уменьшении числа коек в госпиталях, чтобы высвободить для фронта двести тысяч человек.

Рихтера фон Ризе настораживала интонация письма, показавшаяся ему очень тревожной. Агент находился буквально на грани нервного срыва, и следовало подобрать подходящие слова, чтобы тот не наделал каких-то глупостей. В интересах Германии, чтобы Мишанский работал в секретариате Комитета обороны как можно дольше. Но если все-таки он посчитает свою деятельность невозможной, то в таком случае его придется переправить через линию фронта. Пусть поработает в аналитическом отделе у Гелена, где он тоже принесет немалую пользу Третьему рейху.

В дверь негромко постучали, и в комнату вошла шарфюрер СС фрейлейн Хельга Штайнбауэр. Положив на стол заклеенный конверт, сообщила:

— Вам срочная депеша, господин штандартенфюрер.