— Да, я знаю это, — он почесал затылок. — Я прихожу сюда, чтобы помочь Баррену с его работой с тех пор, как умер его сын. Он хороший человек, и он бы не пережил зиму, если бы не я. Не говоря уже об остальной его семье. У него достаточно ртов, и его тело подводит его быстрее, чем мне хотелось бы.
Она кивнула, затем обратила внимание на Баррена.
— Так это ты вспахал это поле?
— Да, — она уже уходила от него? Лютеру пришлось поспешить, чтобы не отставать от нее, когда она подошла к забору, где Баррен уже расставлял свой стул. — Почему мне кажется, что ты осуждаешь меня?
Он сделал то, что должен был, чтобы его город был здоровым. Если это означало, что он должен засучить рукава и помочь, то пусть будет так. Она не имела права осуждать его за то, что он активно пытался помочь людям, которые больше всего в нем нуждались.
Баррен снова фыркнул, затем отвернулся от Луны. Он сосредоточился на Лютере, указывая на поле.
— Можешь снова заняться ими, мальчик. Перед тем, как посадить луковицы на зиму, нужно перекопать землю.
— Опять? — он перевел взгляд на Луну, возвращаясь к разговору. — Луна, я не понимаю твоего тона, и я должен попросить тебя объясниться. Из всех людей я не ожидал, что ты осудишь меня за то, что я способен на грязную работу.
Это привлекло внимание Баррена. Старый фермер сосредоточился на них двоих с ликующим выражением лица. Об этом будет говорить весь город. Граф и его так называемая «жена» ссорились посреди поля, как простолюдины.
— Я не осуждаю тебя за работу в поле, — она указала на грядки. — Я осуждаю тебя, потому что это некачественная работа. Он не заставляет тебя копать снова, потому что нужно изменить почву. Он делает это, потому что твои ряды такие же прямые, как линии на детском рисунке.
У него не было возможности делать ровные грядки!
— И? — если в его ответе и был намек на гнев, то только потому, что у нее был такой же тон. Не потому, что печальный факт, что его грядки не были ровными, смущал его.
— Значит, ты усложняешь своему другу задачу достать что-нибудь из земли в следующем году. Ты вырастишь лабиринт из еды, но не сможешь ее собрать, — она прижала ладонь ко рту, а потом перестала пытаться сдержать смех. Вместо этого она запрокинула голову и позволила веселью вылететь наружу. — О, Лютер, я знаю, ты думаешь, что помогаешь этому человеку, но я думаю, ты приносишь больше вреда, чем пользы!
Он посмотрел на Баррена в поисках помощи. Старик должен знать, как управлять такой гарпией. Но он видел, как выражение лица Баррена сменилось с неодобрения на крайнее потрясение.
Фермер подождал, пока Луна перестанет смеяться, и спросил:
— Ты знаешь, как ухаживать за полем?
— Я кое-что знаю, — ответила она, все еще дико улыбаясь. — Для меня было бы величайшей честью, если бы вы позволили мне исправить то, что этот человек сделал с вашей бедной землей.
— Что ты хочешь сделать? — теперь пришло время, чтобы челюсть Баррена отвисла, когда он смотрел, как молодая женщина Лютера встала на колени перед его стулом.
— Я знаю, что эта зима будет тяжелой. Я видела это в глазах белых сов, вернувшихся слишком рано. Дятлы делят гнёзда, а это, уверена, вы знаете, знак долгой и холодной зима. Пожалуйста. Позвольте мне сделать это, чтобы Лютер перестал бояться, что вы и ваша семья будете голодать.
— Мы уже получили нашу еду на этот год, — сказал Баррен, хотя мужчина был явно ошеломлен.
— Тогда я позабочусь о том, чтобы в следующем году у вас было достаточно, — она погладила его колено и встала.
Лютер положил ладонь на плечо Баррена, и они вдвоем наблюдали, как она задрала юбки между ног, заправила их за пояс и подошла к плугу. Будто она знала, что делает. Будто ей было все равно, что леди так не делают. Леди не должны знать, как это сделать.
Фермер Баррен открыл рот, закрыл его, а затем позволил ему снова открыться, пока она пристегивала себя к плугу.
— Она не будет делать то, о чем я думаю.
— Думаю, собирается, — пробормотал он.
И она пошла. Удивляя его снова.
Луна оперлась на металлические наплечники плуга и зашагала по полю. Будто плуг почти ничего не весил. Она шла по потемневшей земле, волоча плуг за собой, и Лютер не понаслышке знал, как это трудно. Он сильно потел к концу первого ряда, который вырезал, а она двигалась вдвое быстрее.
— Кто эта женщина? — спросил его Баррен, глядя на Лютера так, словно увидел привидение. — Это не какая-то юная штучка, которую вы нашли на званом обеде. Не так, как это представляют горожане.
— Это долгая история, старик.
— Лучше расскажите мне. Потому что остальные люди здесь думают, что вы размякли, а я ожидал, что она будет стеклянной статуэткой, вцепившейся в вас своими когтями. Господи, Лютер. Ты нашел в жены древнюю воительницу и ни разу не рассказал мне о ней.
Он не знал, что сказать по этому поводу, но знал, что мог доверять старику. Из всех в этом городе или даже в его доме он был единственным, кто не позволил бы раскрыться ни одной из тайн Лютера.
Кроме одной.