Свидание

Поздней осенью вернулся Николай Игнатьич. Дети несказанно обрадовались его приезду. Он заметил, что Маша выросла и похудела. Но в те вечера, которые дети по-прежнему время от времени проводили с ним, к Маше возвращалась прежняя живость. Николай Игнатьич привез много гравюр, красивых вещиц и разных безделушек, которые Маша рассматривала с любопытством, забывая о пьяном отце, не любившей ее мачехе, вообще обо всем, что возмущало ее детскую душу. На расспросы Николая Игнатьича Поля рассказала ему, что Машу взяли из школы, и впервые высказала ему свои намерения относительно будущности сестры. Николай Игнатьич одобрил их. Это придало Маше более уверенности в ту будущность, которую обещала ей Поля. Вообще, со времени приезда Николая Игнатьича, Маша стала немножко повеселей, хотя все продолжала расти и худеть.

Прошла зима. Весной на самой пасхе Александр Семеныч, обрадовавшись празднику, как законному поводу к пьянству, пил без просыпу, пил до того, что с ним сделалась белая горячка. Он кричал, шумел, бредил, бросался на стены и перепугал всех до полусмерти. Катерина Федоровна отвезла его в больницу. Испуг сильно подействовал на Машу и развил в ней зародыш болезни, к которой она была склонна по природе. Она стала нервна, всего боялась и плакала часто без всякой причины. Потом появился у нее кашель. Поля с удивлением стала замечать, что Маша сильно устает после каждого, даже легкого, движения. Но никакое мрачное предчувствие не тревожило Полю. Мысль о смерти так далека от начинающей жить молодости. Только одного Николая Игнатьича встревожило состояние девочки. Он начал внимательно наблюдать за ней, расспрашивать ее; когда опасения показались ему основательными, он зашел к Катерине Федоровне, высказал ей их и спросил, будет ли она согласна, чтоб он пригласил доктора и лечил Машу на свой счет. Катерина Федоровна, разумеется, согласилась с радостью. Необходимость лечить Машу встревожила Полю, но Николай Игнатьич успокоил ее; он сказал, что всякую болезнь легко прервать, если захватить в начале. Поля поверила ему. Она уже приобрела привычку верить ему. Знакомый Николаю Игнатьичу доктор занялся Машей. Катерина Федоровна строго начала исполнять все его предписания. Домовый хозяин не только не требовал с нее денег за квартиру, почти за восемь месяцев, но еще сам давал их на лекарства Маше и беспрестанно приносил ей фрукты, игрушки, все, что могло обрадовать ее. Но ничего не тешило девочку. Характер ее сильно изменился. Маленькие, плутоватые уловки, к которым часто прежде прибегала она, совершенно исчезли. С сестрой стала она чрезвычайно ласкова и нежна и не высказывала уже в своей привязанности к ней эгоистических побуждений, точно будто впервые сознавала она, как бескорыстно и чисто любила ее Поля. Часто по целым часам Маша сидела молча. Только среди своих любимых цветов в саду Маша как будто оживала. Но и тут она не бегала, как прежде, не хлопотала о них, не суетилась, а задумчиво сидела на скамейке и любовалась ими.

В июне Николай Игнатьич опять уехал, но не за границу, а в плеснеозерское имение, где его присутствие было необходимо для размежевки.

Давно желанный для Поли день настал. Однажды возвратилась она торжествующая и веселая из школы и, не видя Маши на крыльце, проворно прошла в сад. Девочка полулежала на той скамейке, где за два года до того рассказала Николаю Игнатьичу сказку про цветы. Лицо ее было уныло. При виде вошедшей сестры она вдруг оживилась, щеки слегка вспыхивали, глаза заблестели, и Маша, вся вспыхнув от радости, соскочила со скамейки.

— Поля, — проговорила она весело.

Поля подбежала к ней, бросила мешок и обняла ее.

— Поздравь меня, Маша, — заговорила она, — теперь уж кончено, — я больше не школьница.

Маша вопросительно взглянула на нее.

— После каникул я — гувернантка. Ты переедешь к тете, и мы будем жить вместе.

— Ах, Поля, неужели?

И Маша как-то трепетно и радостно заглянула в глаза сестре.

— Да, да, уж это кончено, не бойся. Мы сегодня говорили с тетей обо всем. Я рассказала ей, каково нам жить дома. Ей очень хочется, чтоб я была гувернанткой у нее в школе. А я сказала ей наотрез, что ни за что не оставлю тебя дома без себя.

— Тетя скоро согласилась?

— Скоро.

— Я очень рада, Поля, что буду жить с тобой, а не дома, не здесь. Ты не знаешь, как мне скучно дома, когда я одна, без тебя. Мачеха хоть и добрая теперь, а я все же ее не люблю. Я знаю, что ведь и она меня не любит. А папу я ужасно боюсь с тех пор, как он с ума сходил. Я тебя очень люблю, Поля, очень, — прибавила она, помолчав. — Я бы хотела всегда жить вместе с тобой. — И она прильнула головкой к плечу сестры.

— Мы и будем всегда жить вместе, — проговорила Поля и поцеловала ее.

— Да разве это можно, Поля? — спросила Маша недоверчиво.

— По крайней мере долго, пока ты вырастешь.

— Одного мне только жаль, — проговорила Маша, вздохнув, — цветов вот этих да Николая Игнатьича.

— Мы будем ходить домой по праздникам, и цветы будешь видеть, и Николая Игнатьича.