Свидание на Аламуте

Он смотрел, как опустело ее место, как на белую кожу сиденья легкой шелковой чешуей упали ее шаровары и та сама газовая блузка. Радзивилл выскочил из автомобиля, едва не ударившись головой о крышу; нагая Дьендеш стояла у самого парапета фонтана и усмехалась. Черные волосы растеклись по плечам, колье сверкало на ее теле. Женщина грациозно забралась на парапет, склонила голову и выставила балетным жестом великолепную ногу. Она напоминала статую, перенесенную сюда по ошибке из сада Тюильри. Свет прожекторов Оперы падал на ее тело, особенно соблазнительно высвечивая острую торчащую грудь и выпуклые бугры сосков.

По площади Бастилии, со стороны рю де ла Руэтт, направляясь на ее противоположный конец, к рю де Лион, проехал автомобиль, какой-то старый «рено». В нем наверняка сидел пожилой клерк, возвращавшийся со сверхурочной работы в Монтрей, или молодая парочка, только что посмотревшая ночную ленту в кинозале Монмартра да перекусившая в дешевой пиццерии. Заметив автомобиль, Дьендеш повернулась в его сторону, выпятила нагие бедра и, усмехаясь, ладонью с растопыренными пальцами сладострастно провела по своему телу. Мигнув фарами, машина пугливо юркнула на рю де Лион. Кристальное бесстыдство этого жеста ударило поляка, словно электротоком. Графиня умела провоцировать.

Алесь скрипнул зубами. Он стоял у машины, вертя в руках свою трость, а потом резко отбросил ее, не глядя, – кажется, под колеса автомобиля. Пиджак полетел туда же, куда-то в открытую дверцу «астон-мартина». На полпути к фонтану он избавился от штиблет, порывисто вскочил на парапет, и женщина, смеясь, увлекла его в фонтан. Они рухнули в водопад холодной воды. На секунду расстались. Но вот поляк, шатаясь, пробрался в угол фонтана, где не было хлещущих струй. Женщина взобралась к нему на плечи, гибкая, как обезьянка, и, держась за его тело ногами и левой рукой, правой расстегивала пуговицы мокрой сорочки, а ее зубки покусывали Алеся за плечо, сквозь ткань. Холодная вода ничуть не остудила его желание, оно колотилось молоточками в ушах, оно подступало к горлу…

– Ложитесь, друг мой…

Внезапно ослабевший от неожиданной, опаляющей близости ее мокрого обнаженного тела, от этой вакханалии в парижской ночи на пустынной площадке сквера перед площадью, Алесь испытал первый оргазм, что, собственно, при общении с этой женщиной было неудивительно. И, хотя никого не было рядом, ощущение было, что они занимаются любовью при всех, – и именно оно сводило с ума.

Поляк грузно лег на мрамор – тот, нагретый за день, еще не остыл, – а Дьендеш взгромоздилась на его колени. Ее черные волосы от воды немного распрямились и сейчас прилипали к телу, спускаясь до груди, до малиновых сосков, закручиваясь вокруг них, как маленькие черные запятые. Поляк тяжело дышал. Женщина тихо рассмеялась и вытянула свои божественные ноги. Ее голые ступни, умытые водой, с поблескивающими капельками на коже, легли на плечи Алеся. Давая ощутить ему бархатистость кожи своей подошвы, графиня ногами содрала с плеч расстегнутую рубашку.

– О, как вы горячи, мой милый Пяст! – проговорила она, ничуть не понижая голос. – Вам это нравится? Сидеть нагишом в центре Парижа ничуть не хуже, чем в таком виде гонять по нему на автомобиле! Скорость, ветер, обдувающий твое тело… Я вас не шокировала разговором о культе богини Кали?

– Нет… ничуть… – прохрипел Алесь, с трудом отходя от пережитого возбуждения; оно разрушило его хладнокровие, как разрушает цунами прибрежную полосу.

Элизабет потянулась. Под белой кожей обозначилось, прошло волной движение ТЕЛА. Ее босая ступня ласково коснулась щеки Алеся. Кожа пахла морской пеной, едва уловимым ароматом йода…

– Это хорошо. Если допустить, что человек – создание Творца, то тогда высшее наслаждение – быть Творцом. Дарить Жизнь и Смерть. Вы многое потеряли, Пяст!

Она расхохоталась, и смех ее разнесся в ночи, как крик тропической птицы.

– Вы много потеряли, потому что не можете рожать, вы – мужчина. Если бы вы хоть раз испытали эти схватки, эти спазмы родовой боли… и облегчение, наступающее, когда новая жизнь выходит из тебя! Это повторяется, когда ты сам, словно безжалостный Создатель, лишаешь кого-то жизни. Это катарсис, Алесь!

Над его головой тучи на минутку приоткрыли звездное небо. Это было так неожиданно и редко для Парижа, все времена года плавающего в облаке смога, что Алесь задохнулся от удивления. Осколки гигантского зеркала, рассыпанные на черном бархате, кололи глаза. Он слышал смех женщины, ощущал на себе налитую крепость ее тела, и ему казалось, что все это происходит не с ним. Он притянул к себе голую ступню безупречной формы, стиснул ее и, поднеся ко рту, стал упоенно целовать каждый белый длинный, сладострастно изгибающийся пальчик с ноготком, окрашенным в бесцветный лак с блестками. Графиня тихонько застонала – ей, видимо, нравилось. Но через несколько минут она поменяла позу: села верхом на него, стиснула коленями его бедра и приблизила пылающие безумным вожделением глаза, казавшиеся больше лица. Черные волосы падали на них сверху – решеткой.