— В основном я расспрашивал робота, на что были похожи «Великие», а затем перехватил образ, сформированный его сознанием. Рисунок оказался весьма неполным, и многое мне пришлось дополнить, импровизируя. Раз или два картина, которую я создавал, начинала было резко расходиться с концепцией робота, но уже в самые первые мгновения я успевал отметить его растущее недоумение и менял образ, прежде чем он становился подозрительно непохожим. Вам, конечно, понятно, что я в состоянии задействовать сотни своих вычислительных цепей, тогда как в его распоряжении лишь одна, и переключаться с одной на другую достаточно быстро, чтобы перемена не была воспринята. Это был своего рода фокус: я мог насытить сенсорные цепи робота и в то же время подавить его способность к критическому восприятию. То, что вы увидели, было всего лишь окончательной — правильной — картиной, наиболее полно приближающейся к тому, что представлял себе этот самый Мастер. Она не отличалась той тонкостью, но оказалась вполне сносной.
Робот был убежден в ее подлинности достаточно долгое время, чтобы можно было снять блокировку, и в этот момент я обеспечил абсолютный контакт с его сознанием. Он ответит теперь на любой вопрос, какой вы пожелаете ему задать.
Голова у Олвина все еще шла кругом. Яркое зрительное «эхо» внезапного апокалипсиса еще горело перед его внутренним взором, а он и вида не подал, что полностью понимает объяснения Центрального Компьютера. Но это не имело значения. Чудо исцеления свершилось, и двери в храм знания широко распахнулись перед ним, маня войти в них.
Зона безмолвия была снята — никакой нужды в секретности больше не было. Наступил, наконец, момент, которого Олвин так долго ждал. Он повернулся к роботу и задал ему вопрос, преследовавший его с тех пор, как он услышал историю о похождениях Мастера.
И робот ответил.
Джизирак и прокторы терпеливо ждали, когда он снова присоединится к ним. На верхней части пандуса, прежде чем войти в коридор, Олвин оглянулся, чтобы опять окинуть взглядом помещение Центрального Компьютера, и впечатление оказалось еще более сильным. Под ним лежал мертвый город, состоящий из странных белых зданий, залитый яростным светом, не предназначавшийся для человеческих глаз. Быть может, он и был мертв, этот город, поскольку никогда и не жил, но в нем билась энергия более могущественная, чем та, что когда-то привела в движение живую материю. До тех пор, пока все еще будет существовать мир, эти безмолвные машины останутся здесь, ничем не отвлекаясь от мыслей, вложенных в них гениями человечества столь непомерное время назад.
…Улицы Диаспара купались в свете, но после сияния машинного города он казался бледным и беспомощным. Олвин едва замечал окружающее. Он не обращал теперь ровно никакого внимания на знакомую красоту огромных башен, проплывающих мимо, и на любопытствующие взгляды сограждан. На протяжении всего пути он устанавливал все более и более близкий контакт с роботом. Тот уже давно мог принимать его мысли, но прежде Олвин никогда не мог быть уверенным, что он станет повиноваться всем его приказаниям. Теперь эта неуверенность исчезла. Он мог беседовать с роботом, как беседовал бы с любым человеком, хотя, поскольку они были не одни, он велел ему не пользоваться речью, а обходиться зрительными образами. Раньше ему порой не нравилось, что роботы могут довольно свободно общаться между собой на телепатическом уровне, в то же время как человеку это недоступно, — за исключением жителей Лиза. Что ж, это была еще одна способность, которую Диаспар утратил — если не намеренно отказался от нее.
Он все еще продолжал этот неслышимый и несколько односторонний разговор, пока они ждали в приемной перед Залом Совета. Нельзя было не сравнить его нынешнее положение с тем, в котором он оказался в Лизе, когда Сирэйнис с коллегами пыталась подчинить его своей воле. Он надеялся, что не будет никакой необходимости еще в одном конфликте, но если бы такой конфликт и возник, он был теперь подготовлен к нему несравненно лучше.
Уже первый взгляд, брошенный на лица членов Совета, сказал Олвину, каково их решение. Он не был ни удивлен, ни особенно разочарован и не высказал никаких чувств, которые могли ожидать от него советники, когда слушал, как Председатель подводит итоги.
— Мы всесторонне изучили ситуацию, которая порождена твоим открытием, Олвин, — начал Председатель, — и пришли к следующему единогласному решению. Поскольку, никто не желает каких-либо изменений в нашем образе жизни и поскольку только раз в несколько миллионов лет рождается кто-то, кто способен покинуть Диаспар, даже если средства к этому существуют для каждого из нас, то туннельная система, ведущая в Лиз не является необходимой и, очень возможно, даже опасна. Вот почему вход в нее ныне закрыт.
Мы обсудили также, какие действия должны быть предприняты — если они вообще необходимы — в отношении тебя.