Читаем Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят полностью

Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

— Не будем начинать сызнова, — твердо остановила их Хильда. — Лидия сообщит Пилар о нашем решении. А детали мы уладим позднее. — И, надеясь, что ей удастся сменить тему разговора, добавила: — Интересно, где мистер Фарр и мистер Пуаро?

— Мы оставили мистера Пуаро в деревне, когда шли к коронеру, — ответил Альфред. — Он сказал, что ему нужно что-то купить.

— Значит, он не был у коронера? — сердито воскликнул Гарри. — А уж ему-то непременно следовало там быть.

— Возможно, он знал, что расследование будет отложено, — предположила Лидия. — А кто это там в саду? Инспектор Сагден? Или мистер Фарр?

Усилия обеих женщин не пропали даром. Семейный совет завершился.

— Спасибо за поддержку, Хильда, — тихо сказала ей Лидия. — Знаешь, ты действительно оказала мне большую услугу, а то бог знает до чего мы могли доспориться.

— Удивительно, насколько разговоры о деньгах выводят людей из равновесия.

В комнате уже никого не было, только они вдвоем.

— Да, даже Гарри почему-то потом разнервничался, а ведь он сам это и предложил. А бедняжка Альфред… как же ему не хотелось, чтобы деньги семьи Ли вдруг достались испанской подданной. Он же у нас истинный британец.

— Ты считаешь, что мы, женщины, менее корыстны? — с улыбкой спросила Хильда.

— Просто это не наши деньги… — пожав плечами, ответила Лидия.

— Странная девочка эта Пилар! Интересно, что с нею станется? — задумчиво произнесла Хильда.

Лидия вздохнула.

— Я рада, что она не будет ни от кого зависеть. Жить здесь и ждать, когда тебе дадут деньги на карманные расходы, на платья, — это не для нее. Она слишком гордая и, пожалуй, слишком не такая как мы…

И, словно размышляя, добавила:

— Однажды я привезла из Египта бусы из ляпис-лазури[186]. Там, на фоне песка, под яркими лучами солнца, они казались мне необыкновенно красивыми — эта их густая, прямо-таки завораживающая синева… Но когда я стала рассматривать их дома, этот восхитительный цвет куда-то исчез. И они сделались почему-то тусклыми и совсем неинтересными.

— Я понимаю… — отозвалась Хильда.

— Я очень рада, что наконец-то познакомилась с тобой и Дэвидом, — призналась Лидия. — Как хорошо, что вы приехали.

— А я все эти дни думала, что лучше бы мы вообще не приезжали! — со вздохом сказала Хильда.

— Я знаю. А что еще ты могла думать… Но только мне кажется, что случившееся не так уж сильно потрясло Дэвида, могло быть и хуже… Я хочу сказать, при его чувствительности вся эта история могла вообще выбить его из колеи… А он, похоже, вроде даже окреп духом…

На лице отразилась смутная тревога.

— Значит, ты тоже это заметила? — спросила она. — Мне даже как-то не по себе… Но это в самом деле так, Лидия!

Она помолчала, вспоминая слова, произнесенные ее мужем накануне вечером. Откинув со лба светлую прядь, он лихорадочно ей втолковывал: «Хильда, помнишь то место в „Тоске“[187], когда Скарпиа умер, и Тоска зажигает свечи у его изголовья? Помнишь, как она поет: „Теперь я могу простить его“. Вот и я испытываю нечто подобное. Теперь я понимаю, что, хотя все эти годы я не мог простить отца, на самом деле мне очень этого хотелось… А сейчас… сейчас ненависть исчезла, испарилась, и у меня такое ощущение, будто с плеч моих свалилась огромная тяжесть».

Пытаясь преодолеть внезапно охвативший ее страх, она спросила:

«Потому что он умер?»

«Нет, н-нет, ты не понимаешь. — Он так хотел поскорее ей все объяснить, что даже стал запинаться. — Не потому что он умер, а… а потому что умерла ненависть, ну да… по-детски слепая ненависть…»

Хильде конечно же вспомнились эти слова…

Ей хотелось повторить их женщине, стоявшей рядом, но она инстинктивно чувствовала, что лучше этого не делать.

Лидия направилась в холл, и Хильда последовала за ней.

В холле они наткнулись на Магдалину — в руках у нее был небольшой сверток. Увидев их, та вздрогнула.

— Я видела, как мистер Пуаро только что положил этот сверток здесь, на столик. Интересно, что бы это могло быть?

Она, хихикая, поочередно посмотрела на Лидию и на Хильду, но взгляд у нее был настороженным и тревожным, а веселость — явно напускной.

Лидия удивленно подняла брови, но ничего ей не ответила, сказав только:

— Я должна пойти посмотреть, что там с обедом.

Магдалина, все с той же детской дурашливостью, которая, впрочем, не могла скрыть отчаянья, слышавшегося в ее голосе, произнесла:

— Так хочется хоть одним глазком взглянуть…

Развернув сверток, она вскрикнула и уставилась на извлеченный из бумаги предмет.

Лидия и Хильда обернулись, и в их глазах тоже отразилось крайнее изумление.