Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

— Понимаете, — погасшим голосом сказала Сара, — Бойнтоны так от нее и не избавились — ни один из них! Она все еще тут. Даже лежа в могиле крепко их всех держит. В ней было что-то… ужасное! Она и теперь ужасна, даже мертвая. Мне кажется, что она… забавляется тем, что происходит с нами из-за ее смерти! — Она стиснула руки, и тут вдруг тон ее резко переменился, став светски-непринужденным: — Этот маленький человечек карабкается к нам сюда.

Доктор Жерар обернулся:

— Полагаю, он нас разыскивал.

— Интересно, он действительно такой безнадежный болван, каким кажется?

— О нет, он далеко не болван, — даже не улыбнувшись, сказал доктор.

— Этого я и опасалась. — Сара мрачно наблюдала за спортивными подвигами Пуаро.

Наконец он до них добрался. Издав громкое «Уф!», знаменитый сыщик обтер потный лоб и печальным взглядом окинул свои лакированные туфли.

— Увы, — сказал он, — на редкость каменистая местность! Бедные мои туфли.

— Одолжите у леди Уэстхолм ее щетку для обуви, — ехидно посоветовала Сара. — А заодно и платяную. У нее с со-, бой много полезных вещей. Можно подумать, что она образцовая горничная, а не популярный политик.

— Никакие щетки уже не в состоянии удалить с моих ботинок царапины, мадемуазель. — Пуаро скорбно покачал головой.

— Не могу с вами не согласиться. Но кто же путешествует по этой стране в такой обуви?

— Мне нравится выглядеть soigne[87],— сказал он, чуть склонив голову набок.

— В пустыне это почти невозможно, — сказала Сара.

— В пустыне женщины теряют свое изящество, — глубокомысленно заметил доктор Жерар. — Но только не мисс Кинг, она всегда прелестно одета. Вы только взгляните на нашу леди Уэстхолм: на все эти ее толстые юбки и жакеты, а бриджи… они ей совершенно не идут, не говоря уже о грубых ботинках! Quelle horreur de femme![88] A бедняжечка мисс Пирс — все на ней висит, как… как какие-то вялые капустные листья. А эти ее излюбленные бусы — они так жалобно звякают! И даже миссис Леннокс Бойнтон, уж казалось бы бесспорно красивая женщина, но и в ней ни грана chic[89]! Одевается совершенно невыразительно.

— Не думаю, что мосье Пуаро карабкался сюда, чтобы поговорить о дамских туалетах, — дерзко перебила его Сара.

— Вы угадали, мадемуазель Кинг. Я пришел посоветоваться с доктором Жераром, ибо его мнение чрезвычайно для меня ценно, и с вами тоже, мадемуазель, ибо вы молоды и, стало быть, мыслите современными категориями. Мне хотелось бы узнать все, что вы можете мне рассказать о миссис Бойнтон.

— Неужели вы еще не выучили это наизусть? — спросила Сара.

— Представьте себе, нет. У меня такое чувство — я бы даже сказал убежденность, — что в нашем случае необыкновенно важны психические особенности миссис Бойнтон. Не сомневаюсь, что подобный тип личности доктору хорошо знаком.

— На мой взгляд, она весьма интересный объект для изучения, — сказал доктор.

— Да? Очень, очень любопытно…

Доктора Жерара долго уговаривать не пришлось. Он охотно рассказал о своих наблюдениях за этой странной семьей, а потом изложил свою беседу с Джефферсоном Коупом, который столь превратно истолковал поведение миссис Бойнтон.

— Я вижу, он человек сентиментальный, — заметил Пуаро.

— В высшей степени! Он идеалист — скорее, по лености ума. И в самом деле, куда проще жить, не видя человеческих пороков и зла, внушая себе, что мир — прекрасен! И вот вам результат — милейший Джефферсон Коуп совершенно не разбирается в людях.

— В какой-то момент это может здорово его подвести, — заметил Пуаро.

— Он упорно считает, что «феномен Бойнтонов» (как я для себя называю этот случай) возник исключительно из-за гипертрофированной преданности и любви. Ему и невдомек, что подоплека тут совсем иная: подспудная ненависть, бунт, рабская зависимость, страдание. Он ничего этого предпочитает не замечать.

— А это уже просто глупо, — сказал Пуаро.

— Тем не менее, — продолжил Жерар, — даже самые упрямые оптимисты не могут уж совсем ничего не видеть. Мне кажется, во время путешествия в Петру мистер Джефферсон наконец-то прозрел. — И он пересказал свой разговор с американцем утром того рокового дня.

— Что ж, история с молоденькой горничной весьма показательна, — пробормотал Пуаро. — Она проливает свет на методы старухи. Изобразила из себя этакую благодетельницу, а потом перед самыми родами вышвырнула бедняжку из дому!

— Да, поразительное было утро, — сказал Жерар. — Во всех отношениях. Мосье Пуаро, вы ведь еще не бывали в Петре? Если соберетесь, непременно поднимитесь к древнему жертвеннику. Вы почувствуете… как бы это сказать… там совершенно особая атмосфера! — Он подробно описал ощущения, испытанные им на Вершине Жертвоприношений, не преминув добавить: — Я помню, как мадемуазель Кинг с видом юного судии рассуждала о том, что во имя счастья многих не так уж страшно пожертвовать кем-то одним. А вы сами это помните, мисс Кинг?

— Перестаньте, не надо. — Сара нервно повела плечами. — Хватит уже об этом кошмарном дне. Не хочу ничего вспоминать.