Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

— А доктор… Он такой милый и добрый. И он любит меня.

— В самом деле?

— О да. Он даже во сне произносит мое имя… — нежно сказала она, и ее голос вновь стал трепетным, полным поистине неземной прелести. — Я видела его… он метался на своей постели и произносил мое имя. Я тогда тихонько ушла из его палатки. — И, чуть помедлив, она спросила: — Ведь, наверное, это он вызвал вас сюда? Понимаете, вокруг меня столько врагов! Иногда они притворяются друзьями…

— Понимаю, — мягко сказал Пуаро. — Но ведь здесь вам нечего опасаться — с вами ваши родные.

Джиневра горделиво выпрямилась.

— Вы заблуждаетесь! Эти люди вовсе мне не родня. Я не имею права открыть вам, кто я на самом деле, — это великая тайна.

Он все так же мягко спросил:

— Вы, видимо, очень тяжело переживаете смерть матери?

— Никакая она мне не мать! — Джиневра гневно топнула ногой. — Мои враги платили ей за то, что она играла эту роль и стерегла меня!

— Где вы были в тот день после ленча?

— В своей палатке. Там было очень жарко, но я боялась выйти: они могли меня схватить. — Она вздрогнула. — Один из них даже заглядывал ко мне в палатку. Он был переодет, но я его узнала. И сразу притворилась, будто сплю. Его подослал шейх[96]. Да-да! Он приказал меня похитить.

Некоторое время Пуаро шел молча, потом сказал:

— Должен признать, ваши сказки действительно очаровательны.

— Но это не сказки! Это правда! — Она снова гневно топнула ножкой и, окончательно рассердившись, убежала от него.

Пуаро остановился, глядя, как она стремительно несется вниз по склону.

— Что вы ей сказали? — вскоре услышал он за своей спиной.

Пуаро обернулся: доктор Жерар заметно запыхался, видимо, очень торопился. Сара тоже направлялась в их сторону, только она бежать не собиралась.

— Что она сочиняет прелестные сказки, — ответил Пуаро.

— И она рассердилась, — понимающе кивнул доктор. — Это отрадно. Понимаете, это значит, что она еще не переступила опасную грань и способна отличить вымысел от реальности! Я ее вылечу.

— Так вы собираетесь заняться ею?

— Да, мы уже обсудили это с мистером и миссис Бойнтон. Джиневра поступит в одну из моих парижских клиник. Ну а потом… Потом, я думаю, она начнет учиться актерскому мастерству.

— Актерскому?

— Да… Мне кажется, у нее все данные, чтобы стать хорошей актрисой, даже выдающейся. И главное — это то, что ей нужно, я бы даже сказал, просто необходим о! Ведь, в сущности, она во многом похожа на свою мать.

— О нет! — негодующе воскликнула Сара.

— Вам это кажется чем-то невероятным? Однако это действительно так. И у той, и у другой — врожденное стремление быть кем-то значительным, острая потребность выразить свое «я». Ее пылкое честолюбие и природную живость постоянно подавляли. Бедной девочке не давали возможности выразить свою яркую романтическую индивидуальность. Nous allons changer tout la![97] — усмехнулся он. — Прошу меня извинить, — он спешно поклонился и бросился вслед за удалявшейся девушкой.

— Доктор Жерар чрезвычайно увлечен своей работой, — сказала Сара.

— Это сразу чувствуется, — заметил Пуаро.

— И все же — как он может сравнивать ее с этой кошмарной старухой?.. — строго сказала Сара. — Впрочем, я однажды даже пожалела миссис Бойнтон.

— Когда это было, мадемуазель?

— Я вам уже рассказывала — тот случай в Иерусалиме. Мне вдруг показалось, что я все не так воспринимаю. Ну, знаете, как это бывает — в какой-то момент вдруг все видишь по-другому… В общем, я недолго думая к ней подошла и начала нести всякую чушь!

— О, не стоит преувеличивать!

Вспомнив свой разговор с миссис Бойнтон, Сара мучительно покраснела. Это воспоминание всегда вгоняло ее в краску.

— Я почему-то возомнила себя этакой миссионеркой! Потом, когда небезызвестная вам леди У. впилась в меня каким-то подозрительным взглядом и сказала, что видела, как я беседовала с миссис Бойнтон, я поняла, что она, скорее всего, слышала наш разговор. Тут уж я почувствовала себя настоящей идиоткой.

— Так что вам ответила тогда миссис Бойнтон? Вы хорошо помните ее слова?

— О да. Они произвели на меня неизгладимое впечатление. «Я никогда ничего не забываю. Запомните это. Я никогда не забываю ничего — ни поступка, ни лица, ни имени». — Сара вздрогнула. — Она с такой злобой все это произнесла, хотя даже на меня не взглянула. У меня и сейчас звучит в ушах ее голос…

— Это настолько вас взбудоражило? — участливо спросил Пуаро.

— Да. Я в общем-то не из пугливых, но как представлю себе ее хищную, торжествующую ухмылку, как услышу этот скрипучий голос… О-о! — Она передернула плечами, словно что-то с себя сбрасывая, и взглянула Пуаро в глаза: — Мосье Пуаро… я, наверное, не должна спрашивать, и все же… вы… вы уже выяснили что-то определенное?

— Да, мадемуазель.

— И… что же именно? — Ее губы дрожали.

— Я выяснил, с кем разговаривал Рэймонд Бойнтон тогда вечером в отеле «Соломон», — со своей сестрой Кэрол.

— Кэрол… Ну конечно! — вырвалось у нее. — Вы ему сказали… — сбивчиво продолжила она, — вы спросили его… — Она так и не решилась закончить фразу.

— Это… так много значит для вас, мадемуазель? — грустно спросил Пуаро.