Бесконечно взволнованный этим сжигающим душу разговором, Гордеев опустил руку в карман своей кофто-куртки и вместе с платком вытащил и уронил наземь кулечек с кедровыми орехами.
Провожатый, что был невдалеке, поднял его, и Гордеев снова опустил кулечек в карман.
Президент с любопытством глядел.
– Что это у вас?
Гордеев, протягивая кулечек, рассказал, что Лида просила его передать Президенту кедровые орехи и вот теперь сбылась ее мечта.
Президент высыпал орешки из кулечка в блюдце, стоявшее на столике, и забеспокоился, чем бы ему одарить Лиду. Вызвав кого-то, попросил принести несколько упаковок прокладок «always».
Как только прокладки были принесены, Гордеев попросил разрешения идти.
– Молодец, что так поступили, молодец, – сказал на прощание Президент. – Никого не слушайте, кто ругать будет. Молодец, молодец!..
И, прямо взглянув в глаза Гордееву, как-то сверкнул лицом, точно по лицу его промчался луч солнца…
…Точно луч солнца промчался по лицу Гордеева, и он открыл глаза.
Лида в грациозной позе раздергивала шторы. На ней была накинута только его рубашка, которая, впрочем, ничего не скрывала.
– Вставай, Петрович! – позвала она. – Ты велел разбудить тебя в восемь, а уже пятнадцать минут девятого.
Господин адвокат покачал головой и протянул к ней руки.
– Иди сюда, – позвал он. – Ну и сон мне приснился! Не поверишь! Хочешь, расскажу, счастье… мое?!
Глава 51. ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ
Тот странный сон Гордеев не раз вспоминал впоследствии. Он не мог объяснить его, но понимал, что даже обращение к книгам Фрейда, Юнга или к сонникам едва ли принесет пользу.
День, когда он встретился с Турецким и Меркуловым, закончился не так хорошо, как начался. Разговор с заместителем генерального был недолгим, но уже по тону Константина Дмитриевича Гордеев почувствовал, что, во всяком случае, Андреев в ближайшие дни выйдет из СИЗО…
Но почувствовать – одно, а узнать об этом – другое, и Гордеев, выйдя из прокуратуры в июньскую жару, решил наконец-то снять напряжение. Пересчитав деньги, он решил, что в одиночку отправляться обедать куда-то в ресторан или в бар будет не только некрасиво, но и попросту глупо.
Поэтому, зайдя в ближайший гастроном, Гордеев купил бутылку «Балтики» No 4 и немедленно ее осушил. Однако, когда, подходя к Елисеевскому, он допивал третью бутылку пива, ему пришло в голову, что при таком палящем зное не следует увлекаться слабоалкогольными напитками. Поэтому, купив водки, а в магазине «Армения» еще бутылку коньяка «Отборного» и всяческих закавказских и западноевропейских деликатесов, господин адвокат отправился к себе на квартиру.
Как-то так получилось, что дома, едва умывшись, Гордеев свинтил головку у первой бутылки водки и, почти не закусывая, выпил. Потом он ходил на Пресню за овощами, потом опять выпивал, пытался приготовить к приходу гостей и Лиды мясо по-бургундски. Потом водка кончилась, он опять бегал в магазин…
Наутро Лида рассказывала, что, когда они к вечеру приехали к нему, Юрий Петрович встретил их, широко улыбаясь, но ничего внятного, кроме нескольких фраз, они от него не услышали.
Гордеев обнял Райского и проговорил ему в ухо, но так громко, что слышали Володя и Лида:
– Вадим! Победа неизбежна! Наше дело взял под контроль Президент!
После чего Юрий Петрович жестом пригласил друзей на кухню, где с удивительной аккуратностью был сервирован стол на три персоны.
– Кушать подано, – возгласил господин адвокат и виновато добавил: – А я – уже.
После чего попросил:
– Лида, разбудите меня, пожалуйста, в восемь часов.
И через несколько мгновений они услышали, как он рухнул на кровать.
Сам Гордеев ничего этого не помнил или не хотел помнить, а Лида не рассказывала подробности ужина втроем, без Юрия Петровича…
Но если бы дело было только в этом странном ужине. Ну, подумаешь, перепил человек, не рассчитал немного после многодневного стресса. С любым бывает. Лида, кстати, говорила, что ужин он приготовил превосходный, правда, мясо было явно не по-бургундски, как ему хотелось. Но…