Свидетель Мертвых

Его матушка вернулась с подносом, на котором стояли две тарелки супа и корзинка ржаных хлебцев. От густого супа с овощами, лапшой и курицей пахло так аппетитно, что я вдруг понял, как сильно голоден.

Меррем Пел-Тенхиор сказала на языке бариджин:

– Вы осчастливили наш дом своим визитом, отала.

Я ответил на том же языке:

– Ваша доброта делает меня счастливым.

– Вы говорите на нашем языке?! – с восторгом воскликнула она.

– Совсем немного, – ответил я.

– Все равно, это замечательно, – сказала она и добавила, обращаясь к Пел-Тенхиору: – Этот твой друг мне нравится.

Мое лицо вспыхнуло как от огня, а Пел-Тенхиор произнес:

– Матушка, не мучай оталу Келехара.

Она рассмеялась.

– Прошу прощения, отала. Приятного аппетита.

Глядя на сына, она резким тоном добавила какую-то непонятную мне фразу и вернулась в кухню.

Пел-Тенхиор перевел:

– Она сказала, чтобы я не ссорился с вами.

– Это часто происходит, когда вы ужинаете со своими знакомыми? – спросил я таким тоном, словно был придворным и вел светскую беседу.

– Здесь случались грандиозные скандалы, – уклончиво ответил Пел-Тенхиор.

Какое-то время мы ели молча. Обоняние не обмануло меня, суп оказался восхитительным; хлебцы были свежими и хрустящими, к ним подали мягкий белый бариджанский сыр.

Внезапно Пел-Тенхиор заговорил:

– Поверьте мне, я просто нуждался в компании, и ничего больше. Вы так спокойны, в отличие от большинства моих знакомых.

– Я спокоен? – с сомнением переспросил я. Неужели он угадал мое волнение и нарочно лжет мне? Может быть, он сказал это на всякий случай, чтобы ему тоже не пришлось признаваться в своих чувствах?

– Оперные певцы, – вздохнул он и закатил глаза. – Для них заноза в пальце – трагедия в пяти актах. И в большинстве своем они без умолку болтают, болтают, болтают. – Он изобразил пальцами движение челюстей и рассмеялся. – Я не лучше, но вы, наверное, это уже заметили.

Я ничего не сказал, и он снова расхохотался.

– Сейчас по сценарию вы должны были уверять меня в обратном, но я рад, что вы были честны со мной.

Я почувствовал, что обязан что-то ответить, и пробормотал:

– Я нахожу общение с вами познавательным.

– Будем считать, что это комплимент, – сказал Пел-Тенхиор, но при этом ослепительно улыбнулся.

Когда я вернулся домой, у меня так сильно дрожали руки, что мне не сразу удалось вставить ключ в замочную скважину.

Я вошел в квартиру, повесил на место сюртук, сел на кровать, и меня всего затрясло, как в лихорадке. Я сделал над собой усилие, снял обувь и скорчился у стены. Сглотнул ком в горле, свернулся калачиком, как соня в гнезде, и стал ждать, когда это пройдет. В конце концов я уснул, и мне снились призраки с Холма Оборотней. У всех было лицо Эвру.

Я проснулся с дикой головной болью и, взглянув на себя в зеркало, увидел, что глаза у меня налиты кровью, словно я не спал всю ночь.

Я умылся, заплел волосы в тугую косу и пошел в «Дерево Ханево» завтракать. Я заказал чайник крепчайшего орчора на две чашки. Чая было недостаточно, но приходилось довольствоваться тем, что есть.

Богини были снисходительны ко мне в то утро, хотя я не заслужил этого: в контору никто не пришел. Когда наступил полдень, мне была противна сама мысль о еде; я подумал, что надо бы пойти в Оперу, но не знал, что сказать Пел-Тенхиору. Честно говоря, я уже не мог сообразить, о чем расспрашивать других свидетелей. Прежде всего, мне нужно было добыть информацию о привычках мин Шелсин, касавшихся карточной игры: как часто она играла, сколько проигрывала. Неужели она оставляла в игорных домах все, что получала в ломбардах за драгоценности? Скорее всего, да, но у меня все равно не было гипотез относительно причин убийства и тем более относительно личности убийцы.

Возможно, покровители певицы могли сообщить мне кое-что на этот счет.

До сих пор я откладывал разговоры с поклонниками в надежде на то, что в этом не будет необходимости, что я смогу найти убийцу и без них. Мне очень не хотелось соваться в мир аристократов и богачей. Но эта надежда с самого начала была тщетной; я понимал, что мне нужно побеседовать с Боравой Корешаром и выяснить, что он знает о последних часах жизни Арвене’ан Шелсин.

По опыту своих прошлых расследований в Амало я знал, что для разговора с покровителями мин Шелсин следует подстеречь их где-нибудь вдали от дворцов и бдительных стражей наподобие мера Дравенеджа. Также я знал, что богачи обычно проводят время в модных чайных на улице Генерала Шулихара: в «Удачливом поросенке», «Вьющейся лозе» и, конечно же, в императрице всех чайных, старейшем заведении Амало, которое называлось «Шолави». Я не мог позволить себе выпить чаю в «Шолави» и часто сожалел об этом.