Свидетель с копытами

В столице покупатель бы нашелся. Посреди пустынной дороги – вряд ли. Возвращаться в Люберцы – так там и остальные ребра переломают.

Как было бы хорошо очнуться в столице, в уютной аптеке Бутмана, и чтобы его сестра, старая сухая вобла, сидела в уголке со ступкой, толкла порошки и поглядывала искоса на красивого будущего жениха.

Но столица далеко. Деньги-то там, а кушать хочется здесь…

Вессель задумался. Сказывали, граф Орлов у себя в Острове гостеприимен и всегда велит покормить голодного. Так-то так, но люди графа, возможно, видели Весселя в лесу. Не кончилось бы это гостеприимство поездкой в столицу, да только не куда-нибудь, а в дом на Садовой, где изволит проживать начальник Тайной канцелярии Степан Иванович Шешковский…

Был только один выход из положения – тащиться к усадьбе княгини Чернецкой. До нее, кажись, более десяти верст, а что делать?

Он и потащился…

Часть четвертая

Глава 19

Архарову сильно недоставало Саши Коробова. Было, конечно же, было кому читать письма и под диктовку записывать ответы. Но с Сашей можно было еще и потолковать почти по-приятельски. Опять же – Саша частенько читал письма дома, на Пречистенке, и Архаров слушал их, закутавшись в теплый халат, сидя в кресле и удобно устроив ноги на мягкой скамеечке. А нынче ему читали послания в его кабинете на Лубянке.

– Из столицы, от господина Чичерина, – сказал временно приставленный к чтению писем Устин Петров.

– Валяй.

– «Милостивый государь Николай Петрович, должен известить вас о том деле, в коем просил помощи вашей. Голштинец Бейер, совершивший убийство здешнего обывателя, бежал из столицы в обществе нескольких человек, и среди них – аптекарского ученика Иоганна Весселя. Жилище Весселя, им брошенное, было обыскано. Также произведен обыск в аптеке, где оный Вессель служил. В старом немецком молитвеннике позднее найдены письма. Судя по тому, что написаны рукой Весселя, это копии некой переписки, вызывающей опасения. С сим письмом отправляю вам, милостивый государь Николай Петрович, копии, снятые с тех копий. При обнаружении у злоумышленников писем, с коих сняты копии, благоволите отправить мне и сами письма, и сии прилагаемые к моему письму, копии, соблюдая полнейшую секретность и никому не говоря ни о письмах, ни о копиях…»

– Устин, помолчи, Христа ради! – взмолился Архаров. – От копий у меня уже голова кругом пошла. Давай сюда письмо.

Он сам, шевеля губами, прочел послание, просмотрел присланные копии и задумался.

– Не нравится мне эта переписка, Устин, – сказал он. – «Известная особа»… Кого бы мог чертов Бейер со своими приятелями называть «известной особой»? Насчет лошадей все понятно, но что еще за известный предмет? И, коли Бейер так покорен «известной особе», то особа сия – из высокопоставленных. «Известная особа благодарить и торопить изволит…» И какого черта их посылают чуть ли не в Коломну? Может статься, было еще какое-то письмо, в котором называлась особа, под чье покровительство отдают голштинцев?

Самая видная и яркая особа в тех краях – Алехан Орлов, подумал Архаров, граф Орлов, которого прелюбезно спровадили в отставку. Он никогда не был близок с врагами государыни. Но как знать – может, нашелся способ переманить его на сторону супостатов? Этого бы Архарову очень не хотелось. Алехан ему нравился.

– Устин, перепиши все это – сделай копии с копий. И подумаем, как их отправить Коробову с Тимофеем.

– Как прикажете, ваша милость, – и Устин потянулся к чернильнице и стакану с перьями.

– Да не тут – в канцелярии перепишешь! Так… Ты куда? Стой! Устин, садись, пиши, – велел Архаров. – «Его превосходительству господину генерал-аншефу Чичерину. Милостивый государь Николай Иванович, люди, коих изволили прислать, отправлены туда, где бунтовщик Бейер, чаю, обретается. Мои люди также идут по следу оного злоумышленника. Касательно писем они будут предупреждены. Засим остаюсь…» Ну, сам знаешь, с уверением в почтении… Давай сюда, поставлю свою каракулю. И отправь к князю Волконскому, чтобы с его почтой ушло в столицу. Ступай, живо! Кто там еще?

– К вашей милости купчиха Колычева, – сказал, заглянув, архаровец Федька Савин. – Ревет в три ручья. Обокрал ее приказчик и ударился в бега.

– Дело житейское. Расспроси, составь явочную.

– К вашей милости прорывается.

– Скажи дуре – занят, не могу. Кто там еще?

– Ювелир Амтман. Этот не ревет, но дело куда как хуже. Ему заказали оклад для образа, прислали три фунта серебра…

– Почтенный оклад!

– Для большого образа Николы-угодника в Никольском храме, что в Пыжах. Попу богатый купец пожертвовал. А в мастерской оказалось, что никакое это не серебро. И боится – обвинят, что сам серебро присвоил.

– А статочно, и присвоил. Давай его сюда.