Свидетелей не оставлять

Налетчики вытряхивали ящики, осматривали буфеты, горки, серванты. Яйцо Фаберже лежало в спальне на отдельной полке, видно было, что хозяева гордились им. В ящике стола нашли полторы тысячи долларов.

– Еще должно быть! – крикнул Глен.

– Уходим, – махнул рукой Снайпер.

Глен повернулся и выстрелил в голову хозяйке и хозяину.

– Сматываемся, время!

Сявый покачнулся и схватился рукой за дверной косяк.

– Не зевай! Совсем опух?

Глен дернул его за рукав и потащил в машину. Хлопнули дверцы. Взвыл мотор. В отдалении мелькали темные силуэты – это к дому бежали люди.

– Стойте! – слышались крики.

– Как же! – Глен газанул, и машина рванула вперед.

Загрохотали ружейные выстрелы.

– Блин! – Гусявин вжал голову в плечи, будто хотел, чтобы она провалилась в грудную клетку.

По багажнику что-то ударило.

– Картечь, – определил Снайпер. – Опоздали, салаги! Теперь не достанут.

Машина, следуя изгибу дороги, скрылась за деревьями.

– Выкрутились. Нормально все обтяпали, – нервно ухмыльнулся Глен, всматриваясь в петляющую дорогу.

– Плохо и бездарно, – отозвался Снайпер. – Не сумели нейтрализовать сразу всех, находившихся в доме. Дали девушке закричать и переполошить деревню. Открыли стрельбу. В результате не только не смогли спокойно осмотреть дом, но и еле унесли ноги.

– Да брось ты. Главное, яйцо прихватили.

– Главное, что мы действовали недостаточно слаженно и четко. Влетели, положили хозяев у входа, а потом стоим, ртом мух ловим.

– Ты что, предлагаешь нам учения устраивать? – саркастически осведомился Глен.

– Неплохо бы. Представь, окажись за той дверью не девушка, а телохранители или сын с обрезом – где бы мы сейчас были? Нас положили бы как куропаток. В таких делах нахальства мало. Напор и выучка нужны.

– Ох, вояка.

– Сейчас всю милицию на уши поставят, – продолжил Снайпер. – Нужно перекинуть номера и рассредоточиться. Глен на машине до дома, а мы с вещами и оружием – на поезде.

– Как договаривались, – кивнул Глен.

С четверть часа ехали в полном молчании. Его нарушил Брендюгин:

– Или удавиться… Или в ментовку сдаться.

– Что? – Глен от неожиданности крутанул руль, и машина вильнула.

– Ты, сукин сын, кровосос недоделанный, мы с тобой договаривались на такое?!

– А что, не договаривались, что ли? У нас руки уже в крови.

– У тебя в крови. Что эти люди нам сделали?

– Тремя цыганскими рожами меньше.

– Е-мое, лучше в тюрьме сгнить, чем так жить.

– В тюрьме? – Глен вдавил тормоз и остановил машину. – Вылезай, скот.

В руке Глена был пистолет. Он выскочил из машины и нацелил его на Брендюгина.

– Сдаваться, да? Хрен ты сдашься!

Хлопнул выстрел. Но из пистолета Брендюгина. Пуля просвистела над головой Глена.

– Ну, давай! Давай насмерть стреляться! – Брендюгин вылез из машины. – Так лучше будет.

Они стояли друг против друга. Никто не собирался отступать. Вопрос был в том, кто выстрелит первым.

– Братки, что застыли? – крикнул Снайпер. – Стреляйтесь уж. А я вгоню пулю в оставшегося в живых, чтоб никому не было обидно.

– Ты… – Глен задохнулся. – Ты еще, сука! Да я и тебя…

– Вряд ли.

Снайпер тоже уже вылез из машины и по привычке нашел самую удобную позицию, с которой при желании мог достать обоих, имея при этом возможность маневра.

Сявый лежал между сиденьями на полу машины и ждал, когда прогремят выстрелы. У него возникла шальная надежда, что все трое сейчас положат друг друга и он избавится от них раз и навсегда.

– Ладно, живите пока. Оба. – Глен повернулся к Брендюгину спиной, засунул пистолет за пояс и уселся за руль.

– Поехали, – сказал Снайпер, тоже усаживаясь в машину. Пистолет его был направлен в сторону Брендюгина. Война научила его не доверять никому и ни при каких обстоятельствах. Брендюгин, огромный, с опущенными плечами, понуро стоял около машины, ствол его пистолета смотрел вниз.

– Ты что, остаешься? – спросил Снайпер.

Брендюгин протиснулся на заднее сиденье. Через несколько минут Глен зловеще произнес:

– Если еще раз выкинешь что-то подобное… С повинной он решил идти. К черту в пасть. Менты таких дурачков любят. Они им лекарство от дурости прописывают – мажут лоб зеленкой… Слизняк…

На следующий день по возвращении из Московской области Брендюгин снова потягивал пиво в баре «Садко» вместе с Гусявиным. Он стал каким-то заторможенным, с отсутствующим взглядом, говорил невпопад, занятый думами о чем-то своем. Заметно было, что он входит в полосу черной депрессии, из которой не каждому дано выбраться. Некоторые сгорали на глазах… По природе своей оптимист и жизнелюб, Гусявин тоже в последнее время глядел на все сквозь черные очки и горстями глотал успокоительные.

– Не вешай нос, Гена. Может, все еще образуется и заживем мы королями, – натянуто улыбался Гусявин.

– Ничего не образуется, – тяжело вздыхал Брендюгин.

– Наверное, так оно и есть.

– Слава, ты был прав на пятьсот процентов. Глена надо было давно раздавить.

– Открыл Америку, Колумб ты наш.

– Мы его убьем. Ты не передумал?

– Не передумал. Только надежда вся на тебя. Меня выворачивает при виде крови.

– Меня тоже. Но я это сделаю. И ты мне поможешь.

– Помогу. Надо только продумать, как все лучше обставить и не попасться.