Свидетели эпохи

Не видя и не слыша ничего, она рванула прочь от сорвавшегося с цепи полицейского. Вдоль по коридору, мимо высунувшихся любопытствующих, вниз по лестнице в холл. Двери, ступени, двор до ворот мимо фонтана, набережная, через мост, сквозь парк, сквозь слезы. Все дальше и дальше, пока могла терпеть, как холодный воздух обжигает легкие, надо бежать. Но куда? Сегодня только в ночь.

Всхлипы несчастного старика управляющего, который снова эмоционально расклеился, ничего не могли изменить. Он ничего не знал, не слышал и не видел. Какие чертежи, когда весь дом проигран в карты? В нем одновременно боролись злость и сожаление. Еще эта война, упоминание о которой он все чаще встречал вокруг, и переживал на этот счет гораздо больше, чем фон Эссен.

Сильный хлопок заставил Артура вздрогнуть, а Гольц даже взвизгнул. Быстро убедившись, что в окно залетел камень, а вовсе не чего пострашнее, фон Эссен отправил старика к себе в комнату и велел кухарке напоить его чаем.

Злополучный кирпич преодолел оконное стекло, оставив в нем дыру, но не разбив вдребезги, пролетел всю комнату и остановился в углу у камина. Артур с трудом поднял его и подумал, что человек, метнувший такую «дуру», должен обладать невообразимой силой. Перевернув кирпич, он увидел надпись мелом «Немцы прочь!» и швырнул мерзкое послание на пол.

В конце концов, фон Эссен вышел из дома, оставив дверь нараспашку. Милорд последовал за своим хозяином, радостно пугая прохожих. Артур медленно двигался по набережной, все дальше и дальше, куда глаза глядят. Мучимый головной болью и безысходностью, он не заметил, как прошел всю Фонтанку и добрел до Летнего сада, где устало рухнул на тенистую скамейку. Артуру было все равно. Он достал конверт, который вручил ему Гольц, и извлек на свет письмо. Убористый мелкий почерк покрывал не больше страницы, кроме этого в конверте имелась фотография, выцветшая, бледно-бежевая, с молодым человеком на ней. На обороте стоял штамп фотографа, и от руки было выведено «С. Петрербургъ, февраль 1890 годъ». Отец писал как всегда по-немецки, это не удивляло, но что заставило насторожиться, так это отсутствие обращения – ни Фридрих, ни Артур, ни здравствуй, ничего. Сухой и резкий отравляющий душу монолог. С первых строк Артур понял, что судьба, видимо, решила от души посмеяться…

«Das Foto, das du in deinen H"anden halts – ein Foto deines echten Vaters. Ich denke, er ist es, obwohl ich es nicht genau sagen kann. Das einzige, wor"uber ich mir sicher bin, ist, dass du nicht sein kannst und du bist nicht mein Sohn. Vor vierundzwanzig Jahren hatte ich zu dainen Gl"uck einen v"ollig anderen Blick auf die Welt und zog es vor, dich als meinen eigenen aufzuziehen, anstatt "offentlich "uber den Verrat deiner Mutter zu berichten und all die fiesen Ger"uchte zu best"atigen, die "uber sie kreisten. Ich habe ehrlich gesagt alles getan, was ich konnte. Ich gab dir die beste Ausbildung und schickte dir jedes Jahr Geld. Um deine Anhaftung an mich zu vermeiden, habe ich nicht mit Dir kommuniziert. Jetzt, mit diesem Brief, informiere ich Dich, dass es keine Verbindung zwischen uns gibt, und von nun an sind wir einander fremd. Ich erwiderte alles, was mir einst als Mitgift f"ur deine Mutter "ubertragen wurde. Aber ich schulde dir nichts und du auch mir nicht. Ich verstehe, dass es sinnlos und unvern"unftig ist, Dick f"ur alles verantwortlich zu machen, aber es w"are falsch, Dich nicht "uber Denie Hawknut zu informieren. Ich habe diese Karte in den Sachen Deiner verstorbenen Mutter gefunden und beschlossen, sie zu behalten. Bei jedem meiner Besuche in Russland habe ich in Dir eine "Ahnlichkeit mit einem Mann darauf. Jetzt bist Du eine absolute Kopie davon geworden. Ich sah ihn einmal an der Schwelle unseres Hauses, an dem Tag, an dem Du geboren wurdest und als Deinen Mutter weg war. Sein Name war Arthur, das ist alles was ich "uber ihn weiss. Ich denke, dass die Ausbildung, und der Nachname, deu ich Dir gegeben habe, genug sein wird, um Dein Schicksal kompetent zu erledigen.

F. I. U. von Essen»