Свидетели Крысолова

Наташа послушно задрала голову. Афиша Коппенберга украшала самый верх стены бывшего стадиона, ее и с Серебряного Бора прекрасно было видно. Ниже шли другие рекламные щиты. Она подошла к стене и попробовала дотянуться до края большого черного квадрата, опускавшегося почти к самой земле.

— Подсадить? — услужливо предложил Сергей.

— Зачем?.. Я просто так. Интересно, из чего афиши делают.

— Пенопластик, — предположил ее спутник. — Так хочешь потрогать или нет?

Потрогать хотелось, уж очень сочным был черный цвет. Но Мартиросян так стремился помочь, подсадить, услужить, что Наташа опять покачала головой. Снова выскользнула из-под ремня распечатка, пришлось поправить.

— Чем займемся? — нейтрально поинтересовался Сергей, тактично делая вид, что ничего не замечает.

— Сядем на траве, под этим квадратом Кандинского, и будем тупо разглядывать реку, а также гуляющих сограждан. Когда мне станет плохо от жары, ты отнесешь меня домой и смешаешь коктейль, а пока говори что-нибудь.

— Говорить?.. Это легко. — Патрульный скинул куртку, в которой мужественно пребывал все это время, сделал движение — постелить, но не успел и просто бросил рядом. — Во-первых, квадрат этот не Кандинского, а Малевича. Во-вторых, я не понимаю, зачем его здесь такой большой повесили. Хотя, если подумать, его теперь нужно рисовать везде. Надгробный памятник искусству как таковому.

— Какой ты умный… — протянула Данилова.

— Тебе скучно? — насторожился Сергей. — Хочешь, я мороженого принесу?

— Нет, сиди со мной, искусствовед.

Послышалась музыка. Духовой оркестр бодро маршировал по пешеходной эстакаде. Музыканты как на подбор — седые, потные. Последней шла бойкая старушка с огромным барабаном и как-то удивительно лихо лупила в него. Не совсем в такт, показалось Наташе. Встречные, по большей части такое же старичье, с улыбками расступались.

— «Черный квадрат» — это тупик, — продолжил Сергей, когда музыканты прошли мимо. — Все толковое уже нарисовано. Дальше или эпигонство, или компиляции.

— Ты в этом разбираешься? — уточнила Данилова.

— Нет, — честно признался Мартиросян. — Ты сказала: говори что-нибудь, я и говорю. Скучно?

— Нормально. А Коненберг — это не искусство?

— Коппенберг, — поправил Сергей. — Он флейтист, играет классику, но делает упор на неожиданные оркестровки… Мне нравится флейта. Ну и, кроме того, надо же чем-то увлекаться, верно?

— Тебе мало полиции? В твоем возрасте я вообще только и делала, что трепалась и трахалась.

— Да в общем… — Мартиросян замялся. — В общем, я тоже. Но иногда тоскливо. Я вот на этих людей смотрю — им ведь тоже тоскливо дома, в Сетях, вот они и торчат здесь. Видишь, даже почти не разговаривают, только смотрят и прогуливаются. И все пойдут слушать Коппенберга. Слушать хорошо — думать не нужно. Прикрыл глаза и слушаешь.

— Ах, вот зачем это все, — ухмыльнулась Наташа. — Думать боишься?

— Да не боюсь, а просто не о чем. Вот ты появилась… Я о тебе стал думать.

Данилова посмотрела на реку, пытаясь сообразить, в самом ли деле парусов стало меньше! Да, вот еще два серфингиста выбрались на берег, за ними байдарочник. Жарко, очень жарко. Как там рыба еще не сварилась? Впрочем, под водой, у самого дна, наверное, прохладней.

— Ты давно купался?

— Можно! — Сергей тут же начал подниматься.

— Да я просто так спросила! — Наташа даже стукнула в сердцах по земле. — Я вот не помню даже когда. Живу у самой реки, а в воду лезть не хочется.

— Ну и правильно. — Мартиросян сел, на этот раз поближе. — На той неделе мы утопленника нашли. Записка при нем была, предсмертная, он ее в банку положил и пленкой еще обернул. Молодой совсем, но уже совершенно сдвинутый: в записке писал про клонов, что боится их и себя вроде тоже… Ты все еще хочешь коктейль?

Наташа посмотрела на браслет. Почти девятнадцать, через час Тофик покинет Башенку, если не изменил привычкам. Значит, времени осталось только на выпивку, душ и дорогу. Нет, ничего сегодня у Сергея не выгорит.

— Идем. Ты, кстати, меня не подбросишь до Экспресса? Мне скоро ехать на восток.

— Подброшу… — уныло протянул Мартиросян, поднимая куртку. — Хочешь, довезу прямо до места?

— Нет, на мотоцикле слишком долго. Ехал бы ты домой.

— А я выходной завтра и послезавтра тоже. — Он вытер со лба пот. — Скучно.

— Ну тогда… тогда я сама доберусь до экспресса. А ты оставайся у меня.

Сергей так искренне просиял, что Наташе захотелось погладить его по голове. Бедненький. Кто-то изнутри посоветовал пригасить эти материнские инстинкты, которые до добра никогда не доводят, но капитан Данилова приказала этому кому-то заткнуться.

Тофик встретил ее в длинном халате, перепоясанном широким кушаком с золотыми кистями. Войдя в квартиру, Наташа опустила голову, и начальник сразу заметил ее смущение:

— Не думай обо мне плохо, я не всегда тащу подчиненных в постель. Просто только что из душа. Как добралась?

— Нормально.

— Не разувайся! — Тофик первым прошел в гостиную, уставленную тяжелой, массивной мебелью. — Садись и рассказывай. Заночуешь, кстати? Я не буду приставать.

— Нет, вернусь домой, меня ждут.

— Ждут — это хорошо. Сок будешь?