Хотя конфликт между Россией и Японией был фактически неизбежен (влияние одной стороны в Маньчжурии, Корее или Китае всегда вредило интересам другой), он все же — по крайней мере, для России — не должен был начаться тогда, когда он начался. То, что война началась в 1904 г., в значительной степени виноват был Петербург, в котором не верили, что Япония решится на войну с такой большой европейской державой, как Россия. Высшие морские офицеры (отнюдь не армейские) были среди «ястребов», не понимавших, почему Россия должна терпеть господство японцев в Корее в обмен на русское преобладание в Маньчжурии. Они хотели преобладать и здесь, и там. Среди тех, кто держался наиболее жесткой линии, самым рьяным был наместник царя на Дальнем Востоке А. Алексеев. Непосредственным поводом явилась концессия, предоставленная русским на рубку леса в Северной Корее. Независимо от того, были ли русские лесорубы, посланные в Корею, на самом деле переодетыми солдатами или нет, было очевидно, что уже сам этот факт сильно встревожит Японию.
Был тут, однако, один момент, придававший жесткости политике Японии. По Англо-Японскому соглашению от 1902 г. Япония заявляла, что если она вступит в войну с Россией, то это будет одна Россия, а не Россия плюс Франция или Россия плюс Германия. В сущности, это означало, что если Япония начнет войну па Дальнем Востоке, то при вступлении в войну против Японии третьей силы па стороне Японии выступит Британия. Корейский кризис привел к переговорам, которые успеха не имели. Япония разорвала дипломатические отношения с Россией, а потом напала.
Россия провоцировала войну с Японией как раз в самый выгодный для Японии момент. В предшествующие годы, когда росла напряженность, Россия сосредоточила свой Балтийский флот на Дальнем Востоке. К началу войны Россия имела там семь линкоров против шести японских, хотя Япония имела тогда превосходство в крейсерах и торпедных судах. В день объявления войны русские подкрепления — линкор и дна крейсера, поневоле отстававшие из-за медлительного «Осляби», находились в Красном море, но в связи с изменением обстановки им было приказано повернуть обратно. Если бы война началась хотя бы одним годом позже, Россия имела бы на Дальнем Востоке не только «Ослябю», но два или три новых линкора типа «Суворов», не считая «Сисоя Великого», иными словами, 12 боевых кораблей, тогда как линейный флот Японии оставался бы при шести.
Японцы знали об этом. Они также были хорошо информированы о ходе строительства кораблей на русских верфях. По свидетельству русского корабельного архитектора, работавшего тогда на Петербургском судостроительном заводе, осенью 1903 г. японская морская делегация посетила завод, при этом гостям было показано все, что им хотелось увидеть: «Смотрите, — говорили им, — нам нечего скрывать». Японцы не в пример русским глубже ошущали жизненную важность силы на море.
Японская стратегия удерживания Кореи, а затем захват Порт-Артура и наступление на русских в Маньчжурии были бы невозможными без надежных морских путей, связующих Японию с материком. Даже русская главная грузовая артерия «Транссиб», постоянно страдающая малой пропускной способностью, была не так уязвима, как японские пароходы.
6 февраля (26 января по русскому стилю) адмирал Того, главнокомандующий Японским военно-морским флотом, собрал своих старших офицеров на военно-морской базе Сасебо и отдал свои распоряжения. Первой его задачей было внезапным нападением лишить русских их преимущества в линкорах до того, как война будет объявлена. Выделив пять крейсеров для прикрытия высадки войск в Корее и борьбы с русским отрядом кораблей в Чемульпо, Того стянул все линкоры и крейсера плюс все имеющиеся эсминцы к Порт-Артуру. Около 23.00 вечера 8 февраля девять японских эсминцев скрытно подошли к Порт-Артуру, имея целью торпедировать главные русские корабли, другие же торпедные корабли были направлены в близлежащий русский порт Дальний.
Русская эскадра, стоявшая в Порт-Артуре, была очень далека от боевой готовности. К тому же в тот час многие офицеры были на берегу, на балу, который давала жена адмирала госпожа Старк. Все же на дежурстве оставался (с очень неясными инструкциями) патруль из двух эсминцев. Этот патруль был замечен японскими эсминцами, хотя сами они оставались незамеченными. Однако само присутствие даже пары боевых кораблей помешало атаке: стараясь обойти их, один из японских эсминцев был выведен из строя в результате столкновения. Более благоприятных условий для торпедной атаки нечего было и ожидать: темная ночь и хорошо видимые вражеские цели, к тому же неподвижные на своих якорях. Эсминцы врываются в гавань, выстреливают все свои шестнадцать торпед и спешат выйти из зоны обстрела, когда с оторопевших русских кораблей раздаются первые шальные выстрелы.