Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

Венская художница Фридл Дикер-Брандейс, некогда преподававшая в Веймарском Баухаусе, начала давать девочкам уроки рисования и живописи. Поскольку СС не имели на этот счет никаких возражений, отдел по делам несовершеннолетних мог официально использовать в качестве художественных материалов любую макулатуру, от старых бланков чешской армии до оберточной бумаги. Некоторое представление об энтузиазме и творческом интеллекте Фридл Дикер-Брандейс дают заметки, подготовленные для ее открытого выступления в июле 1943 г. В честь первой годовщины существования детских приютов она устроила выставку детских картин для родителей и других заинтересованных взрослых. Она разделяла стремление своего первого учителя живописи Йоханнеса Иттена рассматривать искусство (в сочетании с медитацией и дыхательными упражнениями) как своеобразное творческое освобождение и, опираясь на его методы, поощряла своих учениц отходить от механического копирования и развивать собственные способы самовыражения. Фридл Дикер-Брандейс стремилась вдохновлять детей, при этом не указывая им, что именно рисовать. Хотя она показывала девочкам альбомы с репродукциями работ Джотто, Кранаха, Вермеера и Ван Гога, чтобы научить их анализировать различные техники и приемы живописи, она убедилась, что лучше не задавать им никаких наводящих вопросов. Это понимание пришло к ней после того, как одна ученица бросилась исправлять свой рисунок, чтобы угодить ей. Возможно, как раз для того, чтобы избавить девочек от подобных порывов, им давали с собой карандаши и предлагали посвятить часть своего времени «свободному рисованию», что в итоге привело к появлению ряда особенно интересных работ [15].

Поскольку ничто не могло защитить детей от изучения гетто за пределами приюта, в часы свободного рисования они запечатлевали на бумаге то, что видели. Общественные кухни считались в Терезиенштадте вполне обычным явлением. Инге Ауэрбахер, прожившая в гетто в возрасте от семи до десяти лет, вспоминала длинные очереди людей, ожидавших своей порции в открытых дворах. «Особенно тяжело, – писала она, – было ждать зимой на сильном морозе. Завтрак состоял из кофе, мутной на вид жидкости, всегда имевшей отвратительный вкус. На обед давали водянистый суп». Очередь за едой обеспечивала новоприбывших первичной социализацией и служила для взрослых источником бесконечных жалоб, обвинений и встречных обвинений в нечестности и неблаговидном поведении. Пройдя вслед за хлебной телегой по улицам гетто и понаблюдав за разворачивавшейся в очередях борьбой за существование, в которой участвовало большинство взрослых, включая их собственных родителей, дети возвращались в относительную безопасность интернатов [16].

На рисунке двенадцатилетней Веры Вурзеловой фигуры в очереди за едой изображены уверенно и основательно, хотя в работе отсутствует перспектива. Персонажи, облеченные властью, такие как стоящий слева дежурный охранник и повара, разливающие половниками суп, предсказуемо значительно крупнее ожидающих своей порции мужчин и женщин, не говоря уже о ребенке. На рисунке Лилианы Франкловой в верхней части изображена похожая сцена: четверо взрослых терпеливо ждут в очереди на общественной кухне. По другую сторону от супового котла стоит или ждет своей порции маленький ребенок. В нижней части листа девочка или, возможно, женщина тонет в море и зовет на помощь, а мальчик и девочка стоят на берегу. Верхнюю и нижнюю половину рисунка объединяет то, что девочка на них находится в неправильном месте [17].

В Терезиенштадте, как и в других гетто с явно выраженной иерархией, скудные ресурсы распределялись неравномерно. Наряду с официальным режимом нормирования существовал исключительно хорошо развитый черный рынок, а также откровенное воровство. Во всех эшелонах экономического департамента каждый, от членов Совета старейшин и членов администрации, занимавшихся распределением продовольствия, до пекарей, мясников, поваров и полицейских, старался не упустить свою выгоду. Как перемешивали в котле и какими черпаками раздавали еду, служило предметом ожесточенных (и часто упоминаемых в мемуарах) споров. По воспоминаниям выживших, тот, кто занимал выгодное место в этой системе, мог использовать в качестве валюты собственные продовольственные карточки, выменивая на них сигареты, одежду, квартиры, услуги проституток и деликатесные продукты (сахар, яблоки, апельсины и лимоны), которые проносили в гетто контрабандой или выставляли на черный рынок из частных продуктовых посылок. Единственным доступным видом алкоголя было так называемое «пиво» – холодный черный эрзац-кофе, слегка подслащенный и на несколько дней оставленный бродить в бутылках. Некоторые картины, созданные в Терезиенштадте группой взрослых художников, были написаны по заказу новой социальной элиты – поваров и пекарей [18].