Свидетельница Гора

Можно также мимоходом упомянуть, что «понимание поводка» может фигурировать, как одно из многих других понятий, являющихся синонимами неволи. Точно так же, как можно было бы говоря о рабыне, упоминать её, как «клеймёное мясо», «шлюха в ошейнике», «вуло» или «таста», или спросить кого-то, носит ли та или иная женщина ошейник, или одета ли она в рабскую тунику, или ходит ли она с обнажёнными руками, или с открытым лицом, или в чьих браслетах или цепях она оказалась, точно так же, можно было бы поинтересоваться, находится ли она на чьём-то поводке, или утверждать, что её взяли на поводок. Скажем, желая узнать имя хозяина рабыни, можно задать ей вопрос вроде: «Кто взял тебя на поводок?», или «На чьём поводке Ты находишься?», или «Кто держит твой поводок», и так далее.

— Кроме того, — продолжил капитан отряда убийц, — рабыни могут послужить щитом, если мы подвергнемся нападению того, на кого мы охотимся или других животных.

— Выпустите меня на поверхность! — истерично закричал Гито, выскакивая из своего угла и торопливо бросаться на колени перед предводителем незнакомцев. — Выпустите меня отсюда!

— Ты можешь уйти отсюда в любой момент, — пожал плечам офицер.

— Один? — затрясся от страха Гито.

— У меня нет намерения, отвлекать моих людей от дела, чтобы вывести тебя на поверхность, — отмахнулся мужчина.

— Но Вы же не собираетесь оставаться здесь ещё на одну ночь?

— Конечно, нет, — заверил его капитан ассассинов.

— Значит уже утром Вы покинете это место? — уточнил Гито.

— Да, — кивнул предводитель чёрных туник, — нам нужно закончить нашу охоту.

— А что же будет со мной?

— Ты можешь остаться здесь.

— Конечно, я буду сопровождать вас, — заявил Гито, и успокоенный вернулся на своё прежнее место в углу и, сев там, уставился на дверь.

Предполагалось, что в штаб, по сигналу свистка должны были вернуться десять человек, но в комнату вошли только девять.

— Где Эммертих? — потребовал ответа лейтенант.

— А разве он не с нами? — удивился командир отделения, оглядываясь назад.

— Он шёл замыкающим, — сообщил один из вошедших.

— Быть может, он не туда повернул, — предположил хозяин подземелий. — Проходы здесь довольно путаные.

— Он должен был уже прийти, — с тревогой в голосе сказал другой из вернувшихся.

— Он мог заблудиться, — предположил третий.

— Он шёл всего в нескольких шагах позади меня, — сказал четвёртый. — Как он может быть не здесь?

— Но его нет, — указал на очевидный факт первый.

— Давайте ужинать, — бросил лидер чужаков. — Потом всем отдыхать. Утром у нас будет много дел.

— Я выставлю часовых, — сказал лейтенант.

— Два человека, — бросил командир ассассинов.

— Да, Капитан, — кивнул лейтенант.

— Освободи трёх рабынь, — велел предводитель людей в чёрных туниках надзирателю. — Пусть служат.

— Конечно, — сказал тот.

— И пусть это будет она, — капитан ткнул пальцем в Фину. — Кажется, это твоя фаворитка. И эта.

Мужчина пнул Тиру, светловолосую девушку, испуганно сжавшуюся и заскулившую. Потом он окинул взглядом нас всех, замерших у стены, опустив головы. Ни одна из нас не осмеливалась встречаться с ним взглядом.

— И вот эта, — объявил офицер убийц, и я вскрикнула от боли получив чувствительный пинок в бок.

Глава 35

Я открыла глаза, сама не понимая что меня могло разбудить. Возможно, это был некий тихий звук, толком мною не замеченный и не понятый. Я лежала у стены, снова прикованная к ней цепью за левую лодыжку. Руки, которые мне развязали, чтобы я могла бы служить мужчинам за ужином, снова были связаны за спиной.

И каким бы это не показалось бы странным, но, ни один из тех, кому я со всем возможным почтением служила, ни один из этих угрюмых, одетых в чёрные туники мужчин, так и не прикоснулся ко мне. Я даже представить себе не могла, что обнажённая девушка в ошейнике и на коленях будет служить мужчинам, и ни одна рука не погладит её талию, не схватит за волосы, хотя бы за тем, чтобы подтащить её шею к своему лицу, чтобы ощутить запах той, кто должна служить им любым способом, какого бы они только не могли пожелать, поскольку она — рабыня. Боюсь, что в этот раз я служила крайне неуклюже. Но они пугали меня. Один раз я чуть не уронила блюдо, но, ни один из них даже не обратил на это внимания. Я чувствовала себя такой несчастной и одинокой в своём страхе. Но какое же это было для меня облегчение, когда позже, меня и двух других рабынь, вернули к нашим цепям и путам.