Я, было, опустила голову, но тут же подняла ее снова, вспомнив, что мне дали разрешение на это, разрешение, которое заставляло предполагать, что для меня будет лучше, держать ее поднятой, по крайней мере, пока не будет дана иная инструкция. Хорошо еще, что он не приказал мне, смотреть ему в глаза. Соответственно, даже с благодарностью, я смотрела не на него, а чуть в сторону. Для такой как я бывает довольно трудно выдержать пристальный взгляд такого мужчины.
— Для такой, как Ты, — добавил он и, не дождавшись моей реакции, заметил: — Это — земное имя.
— Да, — кивнула я.
Его замечание говорило о том, что он знал, по крайней мере, часть того, что здесь называют «знанием второго круга». Это уже предполагало, что этот незнакомец мог бы быть представителем высшей касты.
— Ты ведь родом из тех мест? — осведомился мужчина.
— Да, — признала я.
— Но теперь Ты только отсюда, не так ли? — уточнил он.
— Да, — не стал отрицать я, тем более что трудно было бы подобрать более верное определение, чем это.
Незнакомец вытащил из своего кошелька маленький листок бумаги и продемонстрировал его мне. На листке что-то было, то ли узор, то ли слово, а может быть имя.
— Ты можешь прочитать это? — спросил он.
— Нет, — мотнула я головой.
Следует признать, что в этом мире я была неграмотной. Меня не учили, ни читать, ни писать, ни на одном из его языков. Такие навыки не считаются необходимыми для такой как я.
— А этот символ Ты знаешь? — спросил мужчина, перевернув клочок бумаги.
— Да, — кивнула я. — Это — знак города.
Это был простой символ, запоминающийся. Мне приходилось видеть его прежде, например, в том доме, где меня дрессировали, на документах и других бумагах.
Мои мысли помчались вскачь. Я действительно, понятия не имела, что я делала здесь, в этом саду, или, точнее, почему меня сюда доставили. Впрочем, я, конечно, не исключала возможности того, что я оказалась здесь, по причине ничем не отличающейся от той, по которой здесь находились все остальные. Это было вполне возможно. Но меня не покидали сомнения. «Цветы» здесь имели поразительное качество, и я совсем не была уверена, даже учитывая тот факт, что я, притом что могла бы представлять интерес, и даже значительный интерес в этом мире, действительно заслужила право находиться среди них, как минимум из эстетических соображений. Тем более, что я не умела петь, совершенно ничего не смыслила в игре на лютне или лире, и даже не знала ни одного специального танца садов. Одно дело хорошо извиваться голой перед охранниками, реагируя на малейшие переливы флейты, и совсем другое, например, кружиться в поясе монист на сцене одной из золотых таверн, попасть в которые можно только с высоких мостов. Впрочем, возможно, в действительности они не столь уж и отличаются от меня самой. Но, я не могла не признать, что за плечами у меня не было, ни особой специальной подготовки, ни даже сколь-нибудь расширенного обучения, большего чем то, что получает любая другая, такая как я, кого не планируют продавать в качестве танцовщицы.
Но почему он расспрашивает меня об этом?
Конечно, я не умела читать! Он что, не мог сделать такого вывода, просто рассмотрев мою фигуру и мой шелк? Конечно, кое-кто из «цветов» этого сада читать умели. Что правда, то правда. Но я — нет! Мог ли он об этом не знать? Конечно, я смогла узнать ту одну единственную букву. Но разве она не была известна всем? Что ему было нужно?
Мужчина неторопливо убрал бумажку обратно в кошелек.
Я посмотрела на него. Мне хотелось прочитать его глаза.
— Ты была около стены? — вдруг небрежно поинтересовался он.
Должно быть, я побледнела. Теперь я была уверена, что он видел меня там! Но он не должен рассказать об этом. Он не должен!
— Клеймо, — лениво бросил незнакомец.
Я приподнялась с пяток и, оставаясь на коленях, повернулась вполоборота направо. Затем пальцами обеих рук подхватив край туники на левом боку, потянула его вверх к талии, как это делается, когда требуется продемонстрировать небольшую, но изящную отметину на левом бедре, чуть ниже ягодицы.
— Хорошенький бочок, — прокомментировал он.
Признаться, за последнее время я уже много раз получала такой комплемент. Мои бока, насколько я поняла, оказались небезынтересны для мужчин, впрочем, как и другие части моего тела, так же, как и все оно целиком.
Но затем я осознала, что его оценка касалась не достоинств моих бедер, я моего клейма.
— Да, — кивнул незнакомец, рассматривая отметку на моем бедре.
Но, я была уверена, что оно для него ничего не могло значить. Это была, насколько я понимала, одна из вариаций, наиболее распространенного в этом мире клейма, предусмотренного для таких как я. Это была всего лишь обычная метка, ничем особенным не отличающаяся от других таких же.
— Да, — повторил он снова.