Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 11

Тогда было решено подобрать хорошее место неподалеку. Поблизости виднелись ряды красивой акации с ярко-зеленой густой листвой, которые росли на задах нашего и Матрёны Петровны огородов. Её все ласково и сокращенно называли тётей Морей, и она добродушно отзывалась на это имя. Матрёна Петровна пережила войну. Спустя много лет от тёти Раи я узнал, что во время налёта авиации на Выгонке, в другом районе города, бомбой убило её дочь и внучку. Она как-то тихо, смиренно, переносила эти страдания и мы, послевоенные дети, даже ничего об этом не знали. Она скрывала эту душевную боль. В её саду, рядом с нашей межой, росло огромное дерево груши, и баба Моря всегда щедро угощала её плодами детей и взрослых. Она осталась в нашей памяти с этим необычным именем светлым и добрым человеком, ласковая и просто святая старушка.

Так вот, в тот скорбный час, Моря позвала мужиков и сказала им рыть в тени под акациями могилу. Бабушка велела дочерям Вере и Рае нарвать в саду красивых цветов, принести черные косынки и не забыть белые покрывала и икону. Тётя Моря принесла из своей небогатой избушки чистые попоны, такие домотканые полосатые половички, которые она потом положит на дно могилы, чтобы не класть убиенных ратников на сырую землю.

Молва о сбитом самолёте и погибших лётчиках, как молния, быстро разлетелась по нашему небольшому городу. К моменту похорон собралось огромное количество народу. Люди даже вытоптали посевы проса на нашем огороде. Вскоре могила была готова, принесены все скромные похоронные атрибуты. Баба Матрёна распорядилась подносить тела к месту захоронения. Мужчины подняли тела на руки. Впереди пошли дружные соседки с иконой, за ними друг за другом несли покойников, затем шли девушки и пришедшие горожане с цветами и без цветов, многие шли со слезами на глазах, некоторые шмыгали носами. Множество пришедших стояло настоящим коридором по обе стороны процессии.

Траурное шествие, если можно таковым его назвать, было недолгим, всего-то полтораста саженей. Немцы со стороны наблюдали за происходящим, но не вмешивались и, главное, не препятствовали. По словам тетушки, тетя Моря сама спустилась в могилу и заботливо разложила две свои полосатые попонки. Затем в могилу прыгнули мужики, приняли и осторожно положили летчиков на Матрёнину постель. Бабушка передала им покрывала, тела накрыли белым саваном, женщины прочитали молитву за упокой. На минуту воцарилась пауза, и стало слышно, как в этой тишине стрекотали в траве на все лады кузнечики, а тот несмышленый жаворонок с высоты радостно пел свою птичью песенку о солнечном дне и о том, как прекрасно парить в чистом небе.

В могилу стали по обычаю бросать горсти черной, как уголь, орловской земли, которая навеки приняла славных сынов отечества, сложивших головы за её свободу. Вскоре образовался небольшой могильный холмик, на который было уложено множество полевых цветов. Могила в них просто утонула.

На другой день, по русскому обычаю, проживающие жители Пятницкой, из тех, кто был посмелее, подходили к могилке, пришла и вся женская половина нашего семейства с Матрёной Петровной. Множество вчерашних цветов быстро завяло на невыносимой жаре, их надо было убрать, нарвать и поставить новые. Этим и озаботились моя будущая мать и будущая тетка. Затем они стали делать это ежедневно, приходили к маленькому скромному холмику со свежим полевым многоцветьем. Девушки грустно вздыхали и поминали добрым словом безымянных защитников. В те роковые дни имена летчиков никто не знал, Пятницкий народ называл их летчиками, просто «нашими летчиками». У немцев тоже не спросишь, угодишь быстро в застенок, а потом угонят в Германию. Но вскоре к сестрам подошли два немца, которые регулярно видели их у могилы, обругали и строго-настрого запретили здесь появляться. Не сметь! Запрещено! Das ist verboten! Так погибшие здесь и покоились более двадцати лет, оставшись в памяти моих родных молодыми парнями.

Долго была неведома дальнейшая судьба командира корабля, оставалось неизвестным его имя. Исследованием этой трагедии после войны несколько лет занимались неравнодушные орловские краеведы. Из Центрального архива ВС РФ пришел ответ, в котором экипаж отнесли к безвозвратным потерям, но, к счастью, были установлены все имена, звания и должности летчиков. Так город узнал имя старшего лейтенанта Варламова Бориса Григорьевича. Он не был расстрелян в небе, его не нашли ни на земле, ни в сгоревшем самолете. Исследователи предполагали, что после приземления он был схвачен немцами и бесследно исчез в застенках тайной полевой полиции. Но точной версии ни у кого не было.