Свидетельство

Сенсационные результаты его г-н Руф доложил наиболее уважаемым жителям города. Результаты эти, надо заметить, превзошли все ожидания. Г-н Руф засвидетельствовал, что, войдя вечером в цирк, стал невольным очевидцем сожительства г-жи Френкель со львом, причем именно с тем самым, подчеркнул он (как будто бы в городе были другие!), что на глазах у ошеломленной публики два дня назад нагло откусил голову ее супругу. Но мало этого, – нисколько не стесняясь доблестного эскулапа, г-жа Френкель поочередно вступила в противоестественную связь с лосем, по ошибке забредшим в наш город, и с тремя зайцами, вытащенными ею за уши из завалявшегося цилиндра покойного фокусника.

Как мне рассказали, ошарашенная комиссия выслушала г-на Руфа молча. Никто из лучших мужей города не знал, что следует теперь предпринять. Г-н Руф скромно молчал. Кто-то робко предложил предать г-жу Френкель общественному порицанию. Но предложение не было принято ввиду того, что никто толком не смог объяснить, что оно означает. Комиссия заседала долго, но разошлась ни с чем.

Город рассказ г-на Руфа взволновал еще более, чем кровавая история с откушенной головой. Многие упрекали г-жу Френкель в том, что она изменила покойнику с его убийцей. Но более всего обсуждалось разнообразие ее интимных привязанностей. Если львино-лосиную эпопею город еще как-то мог пережить, то отчаянное приключение с зайцами вконец поразило воображение обывателей. Грудастая маленькая г-жа Финк, встретив меня на улице, пересказала все городские новости, после чего игриво попыталась меня ущипнуть. Но я вовремя отскочил от нее. А юркий г-н Прюк, хохотнув, поинтересовался моим мнением насчет зайцев и заговорщицки подмигнул г-же Финк.

Доктор Руф, гордый оказанной ему честью, вынужден был пересказывать свой рассказ по двадцати раз на дню, с мельчайшими удивительными подробностями. Город бурлил. По вечерам все, кроме меня, пожалуй, собирались вокруг старого циркового сарая и часами поджидали знаменитую теперь женщину. Но г-жа Френкель упорно отказывалась выйти. Видимо, она заперлась в сарае, и, по свидетельствам очевидцев, в звуках, что раздавались оттуда, при желании можно было различить рык влюбленного льва, лосиный рев и счастливое бормотание восторженных зайцев. Все были уверены, что г-жа Френкель предавалась там неуемным любовным утехам.

Обыватели не могли пережить подобного. И в городе вспыхнула любовная эпидемия. Мне сразу же вспомнилась их былая эпопея с кустарником. Вообще эти странные люди поражали меня – они были настолько непосредственны и возбудимы, что любое происшествие могло ввести их в состояние, близкое к аффекту. Жизнь в городе была столь однообразна, что население, казалось, только и ожидало чего-либо, что сможет взорвать наконец размеренное ее течение.

Слухи носились по городу, словно сводки с мест боевых действий. Из уст в уста передавалось, что на ближайших полях тайком были отловлены все зайцы. А худая усатая г-жа Дройн якобы немедленно занялась разведением кроликов, утверждая, что кролики существа более нежные, покладистые и гигиеничные, чем скачущие по неизвестно каким полям безрассудные дикие зайцы. При этом сама г-жа Дройн мечтательно улыбалась и черный крохотный ее ус нервно подергивался. Кролики госпожи Дройн размножались с удивительной страстью. В связи с тем, что зайцев не так уж и много водилось на наших полях, да и ловить их было хлопотным делом, кролики шли нарасхват. Как рассказывали сплетники, дамочки скупали их у г-жи Дройн дюжинами.

Вообще, любовное это помешательство резко сказалось на животном мире: коты, все как один, попрятались по подвалам, собаки, потеряв из виду котов, впали в апатию, а единственный в нашем городе приличный осел, громко крича, на всякий случай удрал за городские ворота. Только иногда в ночи можно было расслышать любовное ржание печальной старой кобылы, что развозила по городу уголь.

В домах появились портреты толстой г-жи Френкель, и наконец бюст ее был торжественно установлен в городском музее, рядом с куколкой г-на Дворка. Даже моя сумасшедшая хозяйка подвинула весь свой фарфоровый зоосад и на его место водрузила бюст Френкель с огромным декольте, из которого выглядывала лукавая мордочка небольшого зайчонка.

Городские художники старались на славу. Портреты расхватывались на лету – «Г-жа Френкель в пеньюаре верхом на льве», «Г-жа Френкель и юный лось», «Г-жа Френкель во главе восторженных зайцев». Скоро, по-моему, не осталось ни одного дома, в котором бы не красовался ее портрет.