Рокот толпы плыл на меня, обдавая брызгами криков и дыханием безумия. Они несли что-то, высоко поднимая над головами. Костюмы были смяты на них, рубашки промокли, а спущенные штаны волочились по мостовой. Наконец толпа поравнялась со мной и в желтом свете мигающих фонарей я разглядел голову г-на Сендлера, что катили перед толпой черными плотными башмаками. Губы ее словно шевелились и складывались в жалостливую, смешную гримасу, будто даже оторванной своей головой г-н Сендлер просил пожалеть его и не пинать так больно по булыжникам мостовой. Я успел различить грудь большой женщины, что держал высоко над собой один из взбесившихся близнецов, руку одной из девиц, еще чьи-то оторванные соломенные ноги и, наконец, голову несчастной горбуньи, которая и сейчас, оскалясь, казалось, хотела вцепиться маленькими своими зубами в одного из возлюбленных потрошителей. Близнецы перекидывали ее из рук в руки, каждый раз нежно прижимая к груди. Поравнявшись со мной, один из них вдруг показал мне свои ровные желтые зубы, подмигнул и напомнил: «Месяц элюль. Мамина годовщина. Они, – показал он на то, что осталось от участников представления, – были в первом ряду. – Рот его растянулся в усмешке, напоминавшей щель. – Встретимся через год», – подмигнул он еще раз и слился с толпой. Шествие близнецов было яростным и недолгим. Толпа прошумела мимо меня и исчезла в темноте улиц.
Еще долго стоял я, прижавшись к шершавой стене. Наконец все умолкло вокруг, и я побрел по тихому городу. Тусклый серый рассвет замаячил над головой. Кончился дождь. Стремительно наступало дрожащее утро. Улицы были пустынны. «Какая странная жизнь», – с тоской и дрожью подумал я.
Резкий порыв ветра заставил меня пригнуть голову. Ветер поднял листья, и они полетели мне прямо в лицо. «Как не вовремя начался листопад», – пробормотал я.
Хотя разве что-нибудь происходит вовремя? Никто даже не знает, когда настигнет его конец пути. Ветер бил листьями по лицу, как будто хотел надавать мне пощечин. Почему в нашем городе дворники не убирают листья? Да, впрочем, я и сам словно дворник на краю земли.
Я представил себе, как из последних сил борюсь с обрушившимся листопадом. Машу и машу бесполезной метлой. Но листья крутятся все быстрее, все громче хлопают на ветру. Тяжело ворочаются, хрустят, переваливаясь, и сыплются на меня снова и снова. Как забытый часовой, я стою с никчемной метлой, словно жду прихода неведомого караула. Такой шум на всей земле, что и нет иных звуков, кроме бесконечного этого шороха.
Мне казалось, что листья засыпают меня с головой и я замираю оцепенело, превращаясь в листвяной сугроб. Кто уберет его теперь? Придут ли иные дворники, чтобы подцепить меня лопатой и с широким замахом вместе с кучей намокших листьев швырнуть в подвернувшуюся телегу?..
Конечно, на следующий день сколько я ни расспрашивал, уже никто не помнил ни о горбунье, ни о г-не Сендлере, ни о большой коровьей женщине. Некоторые даже убеждали меня, что в городе никогда не было садовников-близнецов. Это замечательная способность: чем ужаснее было несчастье, тем быстрее они умудрялись забыть его. Мне так и хотелось сказать: а вы подождите годик, в месяц элюль они обязательно явятся для нового представления.
Впрочем, это было бессмысленно. Никто бы меня не понял. Их память стирала беду навсегда. Тем более новые события так переполошили город, что всем уже было не до вчерашних новостей.
Часть третья. Любовь
Нашествие
Новые события развивались стремительно. Любовь завладела городом. Началось с того, что местный лев откусил г-ну Френкелю голову. Как мне рассказали, г-н Френкель пять лет дрессировал этого льва и каждое его выступление заканчивалось удачей: голова г-на Френкеля оказывалась цела. Победно вытаскивал он ее из мокрой пасти недовольного льва и под гром фальшивящего оркестра обтирал свою обслюнявленную лысоватую голову большим розовым полотенцем. На этот раз лев откусил ее.
Немедленно по городу поползли слухи, что причиной страшного происшествия явилась полнотелая г-жа Френкель. Говорили, что лев всегда ревновал ее к мужу и на этот раз терпение его, видимо, лопнуло. Случай этот обсуждали во всех домах. Г-ну Френкелю сочувствовали. В свободное от дрессировки диких зверей время г-н Френкель работал провизором, и все местные дамочки любили захаживать в аптеку, посмотреть на мужественного этого человека. Я слышал о его бесстрашии и как-то даже купил у него пилюли от ночных страхов. Во всяком случае, г-н Френкель был достаточно заметной фигурой города, и откушенная его голова не могла не привлечь внимания общественности. Было даже назначено негласное расследование. Рассказывали, что собралась некая комиссия и поручила г-ну Руфу, нашему эскулапу, подробно разобраться в случившемся. Хотя вполне возможно, что комиссии, как таковой, и вовсе не существовало, а просто г-н Руф решил произвести собственное расследование.