Какой-то младший лейтенант, сапер, попросил их даже предъявить документы, просмотрел удостоверение на имя Яноша Хаузера и кивнул высокому: все, мол, в порядке. А Янош Хаузер снова убрал документы в свою кожаную полевую сумку, до отказа набитую бумагами. Их было много, сгруппированных и аккуратно сложенных — в порядке срочности исполнения. Тут был мандат ЦК Венгерской коммунистической партии, уполномочивающий его контролировать вновь создающиеся партийные организации в Буде; письмо бургомистра Будапешта доктора Яноша Чорбы к районным властям в Буде; еще одно письмо от бургомистра — к члену городского управления, которого сперва еще нужно разыскать, потому что в городском управлении знали лишь его пештский адрес; удостоверение, выданное министром внутренних дел временного дебреценского правительства и предоставлявшее «предъявителю сего право на территории всей страны распускать или создавать полицейские органы, назначать начальников полиции на местах, создавать и контролировать национальные комитеты, распускать национальные комитеты, действующие незаконно». Было в сумке Хаузера и добрых две дюжины частных писем: от министров, партийных работников, из Дебрецена и из Пешта, с площади Республики — на самые различные будайские адреса. Тут не один день придется затратить, пока выполнишь все поручения.
Хаузер нетерпеливо тронул велосипедный звонок и сделал знак товарищу держаться поближе к ожидавшим переправы солдатам.
— Смотри, товарищ Сечи, чтобы тебя в толчее не оттерли от меня!
Всего каких-то двадцать метров отделяли их от понтонов. Хаузер переминался с ноги на ногу. Поскорее бы перебраться на ту сторону… А там — на велосипед, и через полчаса уже в Обуде. Дома!.. Если все будет идти гладко, то дня через три-четыре он и на самом деле управится с делами и доберется домой.
Янош Хаузер, безработный подручный пекаря, сын старого подметальщика улиц, тоже Яноша Хаузера, стоял сейчас у переправы, а в кармане у него лежал мандат министра внутренних дел на право создавать и распускать органы полиции. Именно он, в течение многих лет сам находившийся под наблюдением полиции, штрафник, однажды оказавшийся седьмым, а в другой раз даже девятым, когда из их роты расстреливали каждого десятого, — он вез теперь в своей полевой сумке письмо самого премьер-министра Венгрии. И не какой-нибудь отделенный или даже ротный, а сам генерал-полковник Миклош Бела Далноки говорил ему: «Дружище, прошу тебя, будь так любезен…»
Янош Хаузер подавил смешок, першивший в горле. Ах, какая весна! И — свобода!..
Они влились наконец в общий поток и шаг за шагом стали продвигаться вперед, к мосту.
Лайош Сечи, штатский в черном пальто, судорожно, до боли в руке, сжимал седло велосипеда, боясь потерять в толчее Хаузера.
В советской комендатуре, где его допрашивали после перехода линии фронта, Лайош Сечи провел четыре дня. На четвертый день, вечером, его вызвал к себе капитан в зеленой фуражке и сказал:
— Сегодня в Будапешт пойдет наша машина. Не хотите поехать в партийный комитет?
Еще бы он не хотел! До проспекта Арена Сечи доехал на небольшом открытом штабном автомобиле. А в городе сразу же помчался на площадь Маркса, в Дом Всевенгерского союза работников умственного труда. Народу здесь было видимо-невидимо. И все — знакомые лица: «Лайош!.. Лайош Сечи! Жив?» И на лестнице и в коридорах его то и дело останавливали. Прошло несколько часов, прежде чем он добрался до третьего этажа. За это время человек десять старых дружков успели шепнуть Сечи на ухо, чтоб он заглянул к некоему Шустаку на втором этаже: у него, мол, сало есть! «Да и Шустак тоже рад будет тебя увидеть…»
Лайошу сказали, что Центральный Комитет находится на площади Кальмана Тисы в доме 27. Собственно, Сечи только ради этого и пришел в Дом союза. Теперь, повидавшись с друзьями, порасспросив их, он отправился на площадь Кальмана Тисы. Коммунисты прикололи к пальто красные ленточки, красные пуговицы; кое-кто успел раздобыть и звездочки с русских военных пилоток. Словом, в ход пошло все: сохранившиеся от старых времен значки с серпом и молотом, эмблемы спортивного клуба «Вашаш», «кружка Петефи», значки, изображавшие рабочего с молотом в руках, — когда-то ими награждали лучших организаторов подписки на профсоюзную газету «Непсава», — словом, что у кого нашлось. Сечи тоже вручили большую пуговицу для пальто, обтянутую красным сукном.