Свидетельство

— Со вчерашнего дня у вас было достаточно времени, чтобы прибрать улицы! — возмущался он. — Какого черта вы все еще сидите в убежище?

Люди зашевелились, принялись искать кирки, лопаты. Как видно, русские побывали и в соседних домах, потому что по всей улице вдруг пошла работа. Солдаты ждали, некоторые взялись помогать. Но потом они развернули свой обоз и укатили назад, на улицу Аттилы. Женщины тотчас же вспомнили, что пора подумать об обеде, и одна за другой разбежались по домам. В конце концов работать осталось только шестеро. Дом напротив стоял в руинах, оттуда нечего было ожидать подмоги. Мелкий мусор — битый кирпич, черепицу, клубки проволоки, обломки телег — они кое-как убрали: сперва свалили на горы мусора напротив, оттуда он снова сполз на проезжую часть. Тогда начали на лопатах таскать мусор в снарядную воронку, метрах в пятидесяти от дома. Мало-помалу тротуар перед домом стал хоть немного походить на тротуар.

Тут выяснилось, что под мелким хламом, как раз посередине улицы, лежит огромный, как сундук, бетонный блок — столб обвалившейся садовой ограды напротив. Что же с ним делать? Тут ведь пять тонн, не меньше, разве с таким сладишь!

— Вот-вот, — устало вытирая вспотевшее бледное лицо, повернулся к Ласло советник Новак. — Да вы поглядите только на эту улицу. О каком уличном движении может здесь идти речь?!

Бетонный утес в пять тонн весом разлегся на самой середине улицы, мешая проезду как справа, так и слева. Люди стояли и скребли в затылке. Андришко спросил вдруг, нет ли у кого длинной, крепкой веревки.

— Веревки? — удивился Новак. — Тут канат стальной нужен или цепь. Канат и несколько блоков. — Он взглянул на стену дома. — Укрепили бы их вон там над окном. Кроме того, нужна лебедка…

— Где же ее взять, если ее нет? — сердито отмахнулся Соботка.

— Ну конечно, конечно.

Постояли немного, поглядели, как нехотя ковыряются на своих участках соседи. Прогулялись до угла, понаблюдали солдатские колонны на улице Аттилы, шагавшие весело, с песнями. Соботка тяжело вздохнул, и все обитатели убежища в молчании, подавленные, поплелись в свою подземную нору. Там, внизу, Новак принялся рассуждать: еще неизвестно, как сильно пострадал дом и можно ли в нем жить дальше или он однажды поползет вниз на сыпучей будайской почве. И все вдруг явственно ощутили безмерность потерь и их собственную беспомощность.

— Не бывать здесь большому городу!

— А может, Буду и вовсе эвакуируют? — предположил кто-то. — Переселят жителей в провинцию. Когда теперь восстановят город?

— Нам уж до этой поры не дожить.

— А мосты!..

— Да, без мостов вообще нет города.

— Теперь, видно, Дебрецен будет столицей.

— Были же когда-то столичными и Вышеград и Эстергом А во что теперь они превратились? Сгинет все как есть в этой незадачливой стране. Каждый век нес свою разруху, но такой еще никогда не бывало.

— Если бы иностранную помощь, какой-нибудь большой заем получить!

— Что вы! Кто же нам даст заем?

Так вот и стояли они у входа в убежище и говорили, перемежая разговор долгими паузами… Что-то будет теперь? Что будет со всеми этими людьми, ютящимися сейчас в подвалах домов, от которых остались только руины?..

На следующий день спозаранок Андришко спустился в общее убежище с киркой в руках.

— Ну, вы как, соседи, идете?

Все удивленно уставились на него.

— Надо же попробовать! Может, осилим ту каменюгу. Разобьем ее на части, наконец!

Никто и не шелохнулся. Новак колол дрова, помогая жене растапливать печку. Сидя на корточках, он проворчал:

— Только ради того, чтобы показать наше великое усердие?

Зато у Соботки в голове мелькнуло: чем же плохо, если кто-то увидит его усердие? Совсем не плохо. Новаку, ему легко говорить. А на Соботке ой какая большая лежит ответственность!

— Нескольким мужчинам нужно пойти, — распорядился он. — Хотя бы пятерым-шестерым.

Словом, следом за Андришко пошли и другие. Начали обсуждать вчерашние предложения. Появились и новые, придуманные за ночь, предлагали пробурить камень и взорвать его. Дело вполне реальное. Взрывчатки хоть отбавляй, по всем улицам валяется.

Андришко подсунул конец лома под цементную глыбу, подложил под него кирку и нажал на конец рычага. Ему показалось, что глыба подается.

— Эх! — кликнул он. — Идет!

— Идет, идет! Вверх идет, а в сторону отодвинуться не хочет!

— Заходите и с той стороны! Перевернем глыбину на бок, потом еще разок. Так понемногу и спихнем в воронку. А? — Он приналег на лом, но камень только едва-едва шевельнулся, на полсантиметра, не больше.

И все махнули на него рукой: ничего не получается!

Вокзальное убежище тоже было забито до отказа. Здесь ютилась добрая сотня деповцев и движенцев, застрявших на станции с начала осады. На узеньком лоскутке станционных путей за последние недели скопилось не меньше тысячи вагонов, паровозов и другого подвижного состава. Здание вокзала со стороны «Прибытия» сгорело дотла, со стороны «Отправления» — наполовину. На путях ржавели искореженные и обгорелые скелеты былых мягких, жестких и товарных вагонов, между штопором скрученных рельсов повсюду валялись неиспользованные боеприпасы.