Свинец в крови

— На самом деле его имя Микеланджело. Он не без оснований считает, что оно не подходит тому, кто проводит свободные вечера за избиением людей, как правило, беззащитных. Я уже пытался объяснить ему, что он, в каком-то роде, непревзойденный мастер портрета, но Бронко немного туповат, в чем вы уже имели возможность убедиться. Можно сказать, ум — не главная его добродетель.

— А вы...

— Алекс, разреши представить тебе графа Дориана Гуччи, — вмешался Тененти.

Мужчина манерным жестом стянул кожаную перчатку и только после этого протянул мне руку:

— Зовите меня просто Дориан.

— Род Дориана — один из самых старых в Риме, — продолжал Тененти, — и это, как ему кажется, дает определенные преимущества. Например, право содержать эту личную полицию, которая занята в основном тем, что избивает, а потом изгоняет из города всех, кому, по его мнению, здесь не место. По порядку: иммигрантов, евреев, цыган, гомосексуалистов, болельщиков «Ромы»...

— И леваков, самое мерзкое отродье из всех, — закончил клон Оскара Уайльда.

— Спасибо, Дориан. Я польщен.

— Ничего личного, Серджо. Ты знаешь, как я тебя люблю.

Тененти решил объяснить мне смысл последней реплики:

— Мы с Дорианом ненавидели друг друга с первого класса. Разногласия нарастали вплоть до поступления в университет, а там Дориан окончательно перешел на сторону зла.

— Какое потрясающее время! Мы встречались лицом к лицу на всех демонстрациях. Ни на что не претендуя, должен заметить, что судьба часто бывала ко мне благосклонна. Ты никогда не отличался в уличных боях. Боже мой, как мне не хватает этих боев!

— Судя по тому, что я вижу, ты так и не отказался от своей несчастной борьбы.

Дориан вздохнул:

— Еще столько не сделано, милый мой Серджо... За все эти годы, когда ты предпочитал убегать, а не отвечать на вопросы собственной совести, гниль разрослась. Она повсюду, на каждом углу. От нашей античной славы остались лишь воспоминания. Она улетучилась, а на смену ей пришло это гнетущее ничтожество.

— Дориан все еще живет в Риме эпохи Цезарей. Он верит в превосходство цивилизации, исчезнувшей две тысячи лет назад.

— Я верю в ценности, которые превратили это место в центр вселенной! — взревел Дориан. — Посмотри, во что мы превратились: в этой стране больше нет законов, нет морали, нет ничего святого. Осталась только грязь и свиньи, которые с наслаждением в этой грязи валяются. Надо очистить это разлагающееся общество! Силой выкорчевать из него ростки космополитизма, разрушающие его изнутри!

Я знал эту речь наизусть. Подобные дорианы изрыгают подобные глупости во всех странах мира, и во всех странах толпы идиотов стекаются послушать их.

Тененти привел меня сюда не для того, чтобы я полюбовался на образчик экзальтированного расиста. Наконец, он объяснил мне причину нашего прихода:

— В семидесятых годах Дориан придумал новую форму политической борьбы, основанную на лжи и дезинформации. В «свинцовые годы» он был главным орудием консерваторов. Помимо прочих славных дел, на его совести добрая половина покушений, которые в то время приписывали крайне левым. Тебе дали поле для игры по твоей мерке, а?

— Я пришел в нужное время, — подтвердил Дориан. — Правительство христианских демократов находилось на грани краха. Людям надоело видеть одних и тех же людей на одних и тех же постах. Надо было немного расшевелить это болото, придумать какую-то угрозу, чтобы испугать избирателей и убедить их остаться верными режиму.

— Проблема была в том, — перебил его Тененти, — что большая часть левых организаций, типа «Красной борьбы», стояла за мирное разрешение проблем.

— И мне поручили сделать из них опасные террористические группировки, — закончил Дориан. — Достаточно было совершить несколько терактов и взять на себя ответственность от их имени. И в то же время секретные службы не трогали леваков, выступавших за применение силы. Эти люди ответили на наши взрывы не менее жестокими покушениями. Достаточно запустить механизм, дальше он работает сам по себе. Мы провели великолепную операцию по обработке прессы. Одну из лучших в истории.

Такой откровенный цинизм меня просто оглушил. Тененти заметил, как я взволнован.

— Это называлось стратегией террора. Дориан отлично справился. Ни один судья так и не смог ни доказать его причастность к развязыванию террора, ни установить личности его заказчиков. Кроме того, он организовал ударную бригаду — здесь ты можешь видеть последних ее уцелевших членов. Сколько человек было у тебя в подчинении в то время? Триста, четыреста?

— По всей Италии — около тысячи. Организация — как в настоящей армии, с тренировочными лагерями и самым современным вооружением, которое любезно поставляли некоторые примкнувшие к нам военные. При необходимости я мог собрать их за два часа. Они были готовы погибнуть за наше дело.