Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– Ну, конечно, я это не запомнила! – Она засмеялась. – Просто этот разговор был таким серьезным, они так много вкладывали в каждое слово! Я была свидетелем чего-то невероятно интимного, тайного, такого, что не должно принадлежать другим. И я так часто возвращалась в мыслях к этому разговору, что я его как будто придумала заново. Но я уверена, что говорили они именно об этом.

– Ну, а он что ей ответил?

– То, что он сказал, я запомнила на всю жизнь. Слово в слово. Даже интонацию запомнила. И тут я уже ничего не сочинила.

– Ну, не томи, что же он сказал?

– Он сказал: «Вика, я люблю тебя, и я готов послать к чертям абсолютно все, чтобы только быть с тобой».

– Вот так научная дискуссия! А она что ответила?

– А она ответила: «Не моего ли мужа, Игорь Львович, вы хоти те послать к чертям? Больше, как я понимаю, вам посылать некого».

И после этих слов он встал и вышел из класса, а она посмотрела на меня и говорит: «Не отвлекайся на пустяки, Наташа, дописывай, и пойдем по домам».

– А второй случай?

– Второй был сон. Я никогда не видела таких снов. Это был, знаешь, просто контакт с другим миром. Я была на пляже альпинистов в Аркадии, знаешь?

– Да.

– Я стояла у воды, и рядом со мной стояло кресло-качалка. В нем сидел очень старый человек. Я не видела его лица, только видела его лысую голову. Знаешь, такая у него была старая кожа, как пергамент, с коричневыми пятнами и редкими-редкими белыми волосами. А море было спокойным-спокойным, и этот человек как будто дремал. И вдруг о берег стали бить волны. Сперва небольшие, потом огромные. И они ударяли с такой силой, что на нас полетела пена. И эта пена стала попадать на лысину этому старику. И вдруг я увидела, что его кожа от этой пены становится розовой и коричневые пятна исчезают. В этот момент я услышала, как кто-то стал кричать мне: «Не ходи к нему! Не ходи к нему!» Я оглянулась и увидела, что железные ворота склада, где альпинисты хранят свои вещи – помнишь, там в стене есть такая пещера и она закрыта воротами? – открыты и там в полумраке стоят мой папа, мама, и его вторая жена, и моя сестра, и еще какие-то люди, и это они кричат мне: «Не подходи к нему! Иди к нам!» И они просто в ужасе. А меня неуклонно тянет к этому старику. И вдруг я вижу, что он уже не старик. Что эта пена так омолодила его, что он превратился в очень мускулистого человека, лет, может быть, тридцати пяти. Он такой большой, настолько выше меня, что я просто боюсь посмотреть на него. И я вижу, как он руками очерчивает в воздухе что-то вроде квадрата и на земле перед нами появляется квадратная площадка. И он показывает рукой, что мы должны встать на нее. И мы встаем на нее, и он придерживает меня за плечи, а я приникаю к нему. Площадка начинает подниматься, и скоро мы оказываемся в ночном небе. Вокруг нас сияют звезды, и я слышу его голос: «В начале было слово». И когда он сказал это, я проснулась с полной уверенностью, что Бог есть и что это Он говорил со мной…

Справа за окном трамвая тянулись пустыри, поросшие высоким бурьяном холмы не то мусора, не то выгруженной строителями рыжей земли. Из нее торчали обломки бетонных плит и труб, ржавые прутья арматуры, доски. Вдали виднелись серые дома новостроек. Мы были где-то в районе Седьмой станции Черноморки.

– И после этого я стала ходить в церковь. Вот и все. А ты? Для тебя Бог есть?

– Есть, – сказал я не очень уверенно.

– А как ты узнал о Нем?

– Когда я был в десятом классе, мне попал двойной диск «Иисус Христос Суперзвезда». Все тогда его пели, даже с русскими словами. Помнишь это:

Наш колхоз, наш колхоз,
Выполнил план по надою коз!