Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– Молодой человек! – Священник взял меня за руку и повел из храма. – Господь не лишает вас права молить о спасении душ самых больших грешников, в том числе атеистов, иноверующих и даже самоубийц. Ваша личная искренняя и горячая молитва может дойти до Господа так же, как молитва любого священника. Господь дает вам удивительную возможность обратиться к Нему прямо, без какой бы то ни было бюрократии.

Женщина, стоявшая раньше у свечного ящика, выйдя из храма, встала к нему лицом, перекрестилась и, сделав поклон, пошла к воротам. Дверь из толстых досок затворилась, и слышно было, как лязгнул закрывающийся засов.

– Ну, что, – спросила Наташа, – будешь молиться за него?

– Я только «Отче наш» знаю. Это подойдет?

– Если ты хочешь попросить о чем-то очень личном, ты должен придумать свою молитву. Очень простую: Господи Иисусе, прошу Тебя о том-то и том-то. А когда ты говоришь «Отче наш» или «Верую», ты как бы настраиваешься на нужный лад для серьезного разговора.

– Типа как по телефону: «Алё, на проводе!», а потом, когда там ответят, ты переходишь к делу, так?

– Типа, – ответила она, улыбаясь.

Часть третья. Stairway to heaven

Глава 31

Стоило мне оборвать отношения с газетой и со всеми ее смежниками, как жизнь начала налаживаться. Меня даже полюбила девушка моей мечты. У Лизы были страсть и опыт, о природе которых лучше было не думать. Наташа была нежна и, кажется, получала все удовольствие от того, что ее нежность была обращена на меня. Она заставляла меня – не нарочно, конечно, – обращать на это внимание и чувствовать себя обязанным ей. Перед тем, как скользнуть в постель, она подходила на минутку к небольшой овальной иконке Богородицы в медном окладе, которую она устроила на подоконнике, и я слышал в ее шепоте свое имя. Эта молитва была похожа на быстрый разговор с дальними родственниками, которым она отдавала дань вежливого внимания, но на чью помощь в случае надобности могла положиться. Перекрестившись, она забиралась в постель, прижимаясь ко мне всем телом, словно для того, чтобы слиться со мной, стать одним целым.

Один раз я столкнулся на Садовой с Надеждой Григорьевной. Я поймал себя на постыдной попытке отвести взгляд в сторону, сделать вид, что я ее не заметил.

– Митя, ну что вы, не бойтесь, я же вам только добра желаю! – остановила она меня, явно поняв мое намерение. – Я не знал, что отвечать, а она, взяв меня за руку и щурясь на солнце, говорила: – Митя, я же вас не осуждаю. Сейчас время такое, я все понимаю. Когда поженитесь, тогда и поженитесь. Вы только не бросайте ее, ладно? А то будет, как я, всю жизнь одна маяться. А если еще с ребенком? Это такая, я вам скажу, сиротская доля, что и врагу не пожелаешь, вы меня понимаете?

– Ну, что вы, Надежда Григорьевна, – промямлил я. – Конечно, я все понимаю.

– И вы не стесняйтесь меня, – продолжила она. – Вы мне всегда нравились, Митя. Так что заходите ко мне когда никогда. Я не считаю, что вы ее у меня отобрали, просто совсем одной не хочется оставаться. Хорошо?

Я кивнул.

– Ну, будьте здоровы, – добавила она и, пожав мне руку, пошла дальше.

Глядя ей вслед, я подумал, как она не подходила по внешним параметрам Наташиному папаше: маленькая, сухая, невзрачная, с какой-то потертой кошелкой через руку. Что он мог в ней найти? Или в молодости она была другой? Или он был другой? А может быть, просто с голодухи набросился, а потом одумался?

Когда я уволился, у меня было около двухсот рублей. Когда Наташа стала оставаться у меня, я начал ходить на базар, где внезапно обнаружил, что стоимость продуктов растет просто от недели к неделе. Я стал платить за билеты на концерты, на которые раньше проходил со служебного входа. Через две недели у меня осталось пятьдесят рублей. Я продал Климовецкому за сорок рублей T. Rex – Electric Warrior, который он давно просил у меня. Придя за диском, он сразу попросил поставить ему Bang a Gong. Песня прозвучала отлично, но следующую дорожку я уже слушать не мог и сделал совсем тихо, остерегаясь, что Миша разочаруется в пластинке. Этого, к счастью, не произошло. Он ушел от меня счастливый, прижимая к себе свое сокровище. Оставшись один, я стал перебирать диски, прикидывая, какие еще могу продать, перед тем как найду новую работу. Но идти на сходку не хотелось. По словам Миши, последний раз она собралась где-то в поселке Таирова, где ее разбомбили уже не менты с дружинниками, а какие-то местные бандюки, явившиеся туда, как утверждал Миша, с «волыной». Как я понял, у них был обрез. Не исключаю, что это был кто-то из вошедших во вкус пэтэушников, набравшихся опыта, злости и аппетита во время предыдущих, санкционированных комсомольцами облав. Мне оставалось только обзванивать знакомых дискоболов. Мой план прожить спокойно хотя бы месяц трещал по швам. Я был готов взяться за что угодно, только чтобы в один прекрасный день не сказать Наташе, что у меня кончились деньги. И в то же время какая-то необъяснимая сила удерживала меня от того, чтобы устраиваться на работу грузчиком.