Свинцовый монумент

И долго сидел неподвижно, стиснув ладонями виски. "Умерла... умерла... Мамы нет..."

Как это могло случиться? Почему? Ирины нет... В сознании это никак не укладывалось. Быть может, он просто ослышался? И девочка произнесла какие-то другие, а вовсе не эти слова, и посейчас ему сжимающие холодом плечи. Но еще раз набрать номер квартирного телефона Ирины сил у него не хватило.

Он позвонил в обком партии. Неужели эту страшную весть повторит и сам Седельников? Отозвалась Кира. Сразу узнала его.

- Приехали? Только что? Алексей Павлович в командировке. В Москве, в ЦК, - сказала она. - А вы еще не знаете, какое несчастье случилось у нас? Ирина Аркадьевна погибла. Самолет, на котором летела, разбился.

- Когда? И куда летела Ирина Аркадьевна? - Горло Андрея словно бы забивало мукой, он с трудом задавал эти вопросы.

- Алексей Павлович тогда вас очень искал. Получается, что случилось это на второй день после вашего отъезда. А летела Ирина Аркадьевна в Доргинский леспромхоз читать лекцию. Самолет маленький, патрульный, всего два человека: пилот и она. Сколько раз летала в разные далекие поселки над тайгой, и ничего. А тут подстерегла беда. - Андрей слушал молча, не перебивая, и Кира, вздохнув, продолжала: - Долго искали. А когда их все-таки нашли, то увидели - рассказывать не стану... Зинаида Варфоломеевна объясняла - она ведь бывшая летчица - самолет еще в воздухе загорелся, на большой высоте. Над облаками... Удар о землю, представляете? Там, на месте, и похоронили, потому что... Ну я не могу... Потому что ничего не нашли. Только тайга обгорелая и... Не могу я! Алексей Павлович так убит, так убит. Поехал в ЦК хлопотать о переводе куда-нибудь. Сами понимаете, как ему тяжело здесь оставаться. Он же Ирину Аркадьевну очень любил.

- Да, Кира, да, понимаю...

Говорить больше было не о чем. Надо было немедленно уезжать, не теряя на сборы ни единого часа. Потому что теперь для него в Светлогорске тоже не оставалось ничего.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

...Выбора не было. Собственно, "или - или" всегда существует.

Но когда одно из этих "или" становится кричаще неравнозначным

другому, в расчет принимать его нельзя. Ждать до рассвета может

оказаться гибельным для Даши.

Почему он до сих пор еще колебался, тешил себя надеждой, а

может быть, Даша и вправду, по утверждению Германа Петровича,

где-то отсиживается в сухом укрытии?

Нет, нет. Если она жива - странно подумать иначе - то, конечно

же, бродит, а скорее лежит под дождем распростершись, совсем

измученная, обессиленная, там, внизу, в плотном тумане у Зептукея.

Андрею Арсентьевичу зримо представилась опасная низина. А он

будто бы след в след ступает за Дашей и никак не может догнать ее,

остановить. Под ногами звучно хлюпает вода, мох проваливается, со

скрипом лопаются ослизлые корни, острые колючки мертвых кустарников

дергают Дашу за платье. Она падает, бьется в отчаянии.

Нельзя, нельзя терять ни минуты. Но тропы вниз не протоптаны,

идя наугад впотьмах сквозь малинники, можно в чаще и среди бурелома

не разглядеть какой-то очень важной заметки Дашиного следа. Ну что

же, тогда снова вернуться, подняться в гору, а сейчас вниз и вниз.

Не теряя холодности рассудка, не поддаваясь давящему сердце дурному

предчувствию, разбудить всех в соседней палатке и сообщить им свое

твердое решение. Конечно, Герман Петрович раздраженно опять

повторит: "Не хватает еще, чтобы утром двоих нам пришлось искать! А

точнее, вас одного. Потому что Даша так и так никуда не денется, вы

же черт знает куда можете забрести, гоняясь за выдуманными

призраками". Он ведь, Герман Петрович, не слышит молящего, зовущего

голоса Даши.

Поэтому проще и правильнее тихо уйти. А утром "они"

догадаются, что фанатик и паникер Путинцев отправился вниз, к

Зептукею, поскольку об этом коварном ручье с вечера больше всего

говорилось.

На ощупь Андрей Арсентьевич проверил двустволку, патронташ,

целиком ли он заполнен, есть ли в нем патроны с жаканами и

картечью. Засунул за опояску охотничий топорик. Взял банку мясных

консервов, пачку сухого печенья, сунул за пазуху; смотал в кольцо

длинный конец бечевы, перекинул через плечо и вышел из палатки.

Все так же сыпался теплый дождь, а небо сделалось точно бы и

еще чернее. Совсем неразличимой среди мелких елочек притаилась

соседняя палатка. Андрей Арсентьевич нагнулся, потуже затягивая

ремешки ичигов - он не любил скитаться по тайге в какой-либо иной

обуви, - и глухотой ему заложило уши. Он распрямился, внутренне

моля: ну зазвучи же, зазвучи в душе, веселый напев! Прислушался.

Нет. Даже капли дождя беззвучно сеялись вокруг него. Как же тогда

долетит к нему голос Даши?

Только двинься вниз по склону, и сразу веером разбегутся от

него маленькие узкие распадки. Который из них мог незаметно утянуть

Дашу к Зептукею? Скорее всего тот, что начинается справа. Оттуда в

средине ночи проскакала косуля, может быть, как раз спугнутая

Дашей, - смешная, наивная надежда! Там меньше гнилого валежника, но

зато громоздятся завалы крупных обомшелых камней. А неискушенный в

тайге человек, идя по косогору, непременно станет обходить их