Свинцовый монумент

Великой мечте... Но чем он располагает для ее осуществления? Только жадным желанием. И совершенно туманным видением конечной цели. Тайна движения... Какого движения? Механического? Или в проявлениях жизни? Чьей? Определенного человека или всего человечества? А может быть, живой природы вообще. Какой ответ готов дать он, Андрей Путинцев? И не в словах, не в логических построениях мысли, а в красках и комбинациях линий. Абстракция вообще не ответ, тем более философский. Это уход от ответа, маска, за которой нет ничего. Мир существует не в абстракции, а в реальности, доступной всем чувствам человеческим. Но не заставишь картину заговорить человеческим голосом, не опьянит своим ароматом цветущая на полотне сирень, не уколет роза шипами, и никогда не узнаешь вкуса нарисованного на полотне яблока. Сколько ни вглядывайся в картину, того, чего на ней нет, что не изображено художником, того и не увидишь. Конечно, картина может вызвать различные ассоциации, так же как, читая книгу, вдруг воссоздаешь и зрительный образ героя. И все-таки картины надо писать, чтобы на них не только смотрели, а понимали, догадывались, о чем там, на полотне, разговаривают люди.

И что же он напишет, Андрей Путинцев? Как вложит "тайну движения" во всех ее проявлениях в один кусок полотна? Конечно, "квадратура круга"! И тем не менее он должен найти свою вершину. Не мифическую Вавилонскую башню строить, стремясь ее шпилем вонзиться в небесную голубую твердь, а сделать то, что может сделать человек в границах реального. И даже обязательно чуть-чуть за этими границами, потому что иначе мечте уже некуда будет взлететь. А без мечты человек жить не может.

Тогда его реальная вершина - что это? Допустим, даже сумеет он в некой вполне реалистической манере и во вполне осмысленной композиции раскрыть движение. А для чего? И для кого? Смотри любой и умиляйся. Или презрительно скашивай глаза. Или останавливайся в недоумении. Нет содержания, одно лишь мастерство. И что вообще за зрелище - движение? Тем более что впрямую его и не нарисуешь. Так или иначе получится набор каких-то условностей. Понятных ли и самому художнику? Какая же тогда это вершина? Это пропасть, бездонный провал.

Так неужели же, добиваясь власти над тайной движения, все рисовать одних лишь "тараканов"? Стать иллюстратором детских книжек, оформителем обложек. Чем это значительнее профессии учителя рисования?

Кругом идет голова. А выбирать определенный путь уже сейчас необходимо. Великие мечты великими мечтами, но рано или поздно поезд придет в Светлогорск, и надо будет думать о ночлеге, о работе, хлебе на каждый день. И съездить к матери в Чаусинск. Действительно, здорова ли она? Те письма-треугольнички могли быть и обманчивыми.

И что Седельников...

9

Кира вгляделась в Андрея и всплеснула руками. Поправила высокую прическу.

- Батюшки! Да это вы? Как сильно изменились. На улице бы встретила - не узнала. Такой...

Она в замешательстве остановилась, и Андрей помог:

- ...какой-то... Тяжелый.

- Нет... Да... В общем, не такой молодой, как были.

На это следовало, вероятно, ответить: "А вы, Кира, стали моложе", - или еще что-то в этом роде. Но Андрей сказал:

- Годы и война для всех одинаковы.

И веселый огонек, вспыхнувший в глазах Киры при появлении Андрея, погас.

- Да, да, я не подумала, конечно. Вы ведь оттуда. У меня тоже на фронте погиб двоюродный брат. И вообще, знаете, столько приходило похоронок... Теперь и совсем разговор не складывался. Кира поспешно спросила: - Вы к Алексею Павловичу? Его сегодня не будет. Он в командировке по районам. Совсем замотался. Осенью: давай хлеб, хлеб! А кому убирать? Весна приходит: давай, давай сеять! А кому сеять? И чего сеять, когда семян нет? И пахать некому. Не на чем. И все на плечи Алексея Павловича. Куда денешься - первый!

Кира вздохнула, сообразив, что опять говорит слова совсем не к месту. Человек только что с дороги, устал, и, если пришел сразу сюда, значит, нужна ему немедленная помощь первого секретаря обкома.

- Хотите, я позвоню в гостиницу? - наугад спросила она.

- Позвоните. - Андрей не отказался.

- А вот вам домашний телефон Алексея Павловича. - Кира написала на листке перекидного календаря и сдернула его с никелированных дужек. - Теперь у него новый номер. И квартира новая. А вернуться из командировки он должен бы поздним вечером.

- Спасибо, Кира. Только что же беспокоить Алексея Павловича, лучше я завтра снова сюда зайду. В какие часы это сделать удобнее?

- Да ни в какие. Он всегда занят. Или уж в какие попало. Вы же с ним товарищи. А если лучше всего, так на квартиру пойдите.

В гостинице Андрея поместили на свободную койку в номере на двоих. Его соседом оказался пожилой, с проседью специалист по исследованию лесных запасов страны. В Светлогорск он был направлен для уточнения северных границ распространения кедровых массивов. Сейчас он с нетерпением ждал какой-нибудь оказии, чтобы сплыть в низовья Аренги и там углубиться по боковым ее притокам в самое сердце еще плохо исследованной кедровой тайги.

- Никита Борисович Маков, - представился он.