Свирель Марсиаса

Что стало с моим матросским костюмчиком и белыми ботинками, лучше меня не спрашивайте. Их нельзя было больше надевать.

Куда девалась моя храбрость! Растаяла, как соль в воде.

Дня два — три я не переступал порога нашего дома. Потом стал выходить, но только с отцом или двоюродным братом. А через неделю мы помирились с верзилой и даже стали друзьями: я подарил ему четыре или пять круглых камешков, привезенных из Корчи, и в том числе большой стеклянный осколок от бутылки из-под лимонада. По совести говоря, мне было его здорово жалко. Да что поделать…

Таких кругляшей в Эльбасане не видели и ими не играли. Кругляши подружили меня со всеми ребятами в квартале. Вскоре я стал правой рукой этого силача и верзилы. Звали его Раку.

Раку был на четыре — пять лет старше меня, но учился в одном классе со мной, в четвертом классе начальной школы. Беднее его трудно было себе кого-нибудь представить. Его мать осталась вдовой много лет назад. Жила она с сыном на то, что ей удавалось заработать, стирая белье по домам в нашем квартале.

Сам Раку работал зимой и летом. Занимаясь в школе, он в свободное время развозил воду — за это платили. В каникулы работал подручным или, в лучшем случае, слугой в какой-нибудь сапожной мастерской, где делал для мастера всю мелкую работу, ходил на базар и немножко учился ремеслу. Школу он любил и не бросал ее, но кто знает, как могла в дальнейшем повернуться жизнь: лучше было знать какое-нибудь ремесло.

Вначале Раку казался мне самым озорным из всех мальчишек. Узнав его лучше, я переменил свое мнение. Мы стали близкими друзьями, помогали друг другу в учебе и сидели за одной партой.

Раку считался одним из самых способных учеников в школе. Помнится, никто не мог сравниться с ним в чтении, арифметике и чистописании. Уроки он записывал так красиво, что любо-дорого было смотреть. Делал он это не только ради собственного удовольствия, но и потому, что продавал на следующую осень свои тетради богатым ученикам из младших классов.

Учебников тогда было очень мало и не по каждому предмету. Бо́льшую часть материала учитель диктовал нам в классе, причем обязательно требовал, чтобы мы писали красиво и держали тетради в чистоте. Но моего приятеля Раку в этом отношении не мог бы превзойти даже сам учитель.

Раку все свои тетради продавал за десять — пятнадцать крон. На эту пригоршню монет он должен был месяц прожить вместе с матерью.

Может, кто-нибудь скажет: как он мог на такую малость прожить целый месяц? Тогда уж заодно спросите: как может жить человек, съедая два раза в день кусок хлеба и ложку простокваши? Да еще какой!

Придя к торговцу с нелуженым медным котелком, он говорил:

— На грош простокваши, на десять сантимов сыворотки, Рахман!

Рахман улыбался, наливал в котелок две — три ложки простокваши, потом брал половник и наполнял посудину Раку сывороткой. Хлеб и простокваша поднимались на поверхность и плавали, медленно-медленно погружаясь в сыворотку и растворяясь. Раку опускал руку в какое-то отверстие в своих сказочных штанах, доставал оттуда грош и бросал его молочнику на прилавок.

— Десять сантимов я тебе должен, — говорил он подмигивая, и мы уходили.

На пороге он задерживался, оборачивался и спрашивал:

— Сколько я тебе должен, Рахман?

Рахман громко смеялся и говорил:

— Иди ты, чертенок!

Эту сыворотку Раку величал простоквашей и питался ею вместе с матерью.

Кроме того, он питался запахом кулхана.

Вы, конечно, этому не поверите.

Разве можно питаться запахом булочной? Кулханом назывались маленькие дверки в печке, откуда вынимали хлеб и слоеные пироги. Оказывается, можно. Так делал и мой отец, который в детстве тоже был очень беден.

Человек заходил в булочную, покупал черствый хлеб и ел его около кулхана. Запах, исходивший оттуда, казалось, исходил от хлеба и насыщал евшего. Так насыщаются повара запахом блюд, которые они готовят, но не едят. Эту хитрость знал Раку и частенько прибегал к ней.

Вот как он жил — разутый, раздетый, голодный, работая по чужим людям, продавая даже свои школьные тетради.

Однажды у нас случилось большое несчастье.

Мы играли в пекарню на бахче у одного товарища. В углу бахчи, у основания старой кирпичной стены, соорудили маленькую, но настоящую печку.

— Нет профессии лучше, чем пекаря, — говорил Раку. — По крайней мере, не будешь сидеть без хлеба. Хотя не скажи… Я знал одного ученика пекаря — так тот говорил, что целый год мечтал съесть булочку, просто жизнь готов был отдать за одну булочку, а хозяин, такой бессердечный, ему не давал. Но по мне, так он просто дурак, этот парень!

Мы построили печку и пекли настоящий хлеб. Муку из дома приносил я и вместе с другим товарищем, Реме, месил тесто. Хлеб пек Раку, который считался у нас мастером. Противнями служило несколько жестяных крышек от коробок из-под гуталина.

Бо́льшую часть хлеба Раку съедал сам. И очень хорошо — ведь дома же он не мог вдоволь поесть хлеба.

Но все-таки эта игра дорого нам обошлась.