Свирель Марсиаса

В карнавальную ночь мама обычно продевала нитку через сваренное вкрутую яйцо и покачивала его передо мной и моим отцом. Эта игра называлась «ам». Выигрывал тот, кто укусит первым. Само собой разумеется, что все яйца мне удавалось укусить первому и все их съедал я. Отец никогда не выигрывал, несмотря на свой большой рот.

Карнавал приближался.

Вся Корча — каждая семья, взрослые и дети втихомолку готовились к празднику. Говорили, что каких-то два парня запустят в эту ночь воздушный шар, такой большой, как колокол в церкви Святого Георгия.

Сколько будет радости!

В Корче наряжались по-разному. Ходили целыми группами — невеста на осле и с нею родственники. Ходили раздетыми по пояс, с перьями на голове, как индейцы. Встречались ряженые с огромными головами, с кривыми шеями.

Карнавал приближался, и мы, малыши, тоже решили к нему готовиться.

Товарищи всячески уговаривали меня нарядиться невестой и ехать на осле, а они, мол, наденут фустанелы, возьмут барабаны и станут изображать родственников. Но я не слушал их. Я не хотел быть невестой. Тогда товарищи, досадуя, что я их не слушаю, прозвали меня невестой. «Невеста, невеста! Невеста, невеста!» — кричали они. До того дня, о котором я вам рассказываю, они звали меня гегом, и я не сердился, потому что был гегом. Но невеста — этого я не мог вынести. Я поссорился и даже подрался с ними.

Карнавал приближался, а товарищи отдалились от меня, и никто из них не хотел брать меня на праздник. Я остался один и ссорился с домашними, ворча, что никуда не пойду. Что оставалось делать отцу с матерью?

— Иди на карнавал один, сынок, — сказала мне мама. — Пусть товарищи позлятся!

Но как было идти одному?

— Так и пойдешь, ненаглядный мой. Мне рассказывала Спировица, что одному тоже можно идти. Пойдем и вместе спросим у Спировицы.

Спировица жила в соседнем доме. Я хныкал и не хотел идти расспрашивать Спировицу.

А день карнавала приближался, и я из себя выходил, что не смогу в нем участвовать.

В конце концов, хочешь не хочешь, решил я, придется идти одному.

Назло товарищам!

Но как одеться? Как одеться?

— Наряжусь-ка я краснокожим индейцем. Разденусь, а голову украшу перьями!

Отец с матерью уверяли меня, что если я наряжусь индейцем и разденусь до пояса, то обязательно схвачу плеврит.

— Пусть это несчастье отойдет от тебя! — сказала мать.

Я плакал, потому что хотел нарядиться индейцем: раздеться и украсить голову перьями, и не слушал ни отца, ни мать.

А день карнавала все приближался…

— Я буду годалешцем! — сказал я. — Опояшусь красным поясом, надену черные шаровары и черную безрукавку с большим воротником и пышной оторочкой, башмаки из коровьей кожи и белую феску!

Вот удивится Корча, когда Я выйду!

Но где найти костюм? Деревня Годалеш находилась в трех днях ходьбы от нас, около Эльбасана. Как это отцу не пришло в свое время в голову написать письмо своему другу Джему в Годалеш, чтобы он прислал пару костюмов? Как его теперь разыскать? И я опять плакал — теперь уже потому, что не смогу нарядиться годалешцем.

Но плачь не плачь, а делу не поможешь.

День карнавала приближался! Что делать? Как одеться?

Мама сказала:

— Послушай меня, сын: нарядись невестой. Мама наденет тебе шаровары в цветах, рубашку с золотистой бахромой. Мама тебе приделает косу, а головку повяжет шелковым платком. Мама тебя попудрит, напомадит. Ты у меня будешь просто куклой! Вся Корча станет удивляться, когда ты пойдешь, — такой ты будешь красивый!

Я поссорился и с матерью, потому что не хотел быть невестой, чтобы товарищи смеялись потом надо мной. Три дня подряд с досады не выходил я из дому — можете себе представить, до чего же я был зол!

А до карнавала оставалось всего три дня!

Мама сказала:

— Ну будь попом, несчастный ты мой!

Я умел напевать на церковный лад и креститься. Почему мне не стать попом?

— Хорошо, мама, буду попом! Пусть товарищи позлятся!

Отец пошел скорее на базар и принес бумагу всех цветов. Мама разрезала ее и сшила очень красивую рясу.

Когда я надел эту рясу, выяснилось, что я действительно похож на попа.

Я бормотал себе под нос молитвы и крестился, а отец с матерью помирали со смеху. Вот так ряженый!

Мы долго смеялись и играли. Вдруг меня осенило:

— А почему мне не стать епископом?

— Но где взять митру? — сказала мама. — Где взять жезл с рукояткой, как змея? Будь лучше попом.

— Я буду епископом, мама, буду!

— И так хорошо, голубчик мой. Что тебе вздумалось быть епископом?

— Хочу быть епископом! — настаивал я. — Хочу!

Отец опять пошел на базар и купил картон, а мать сделала разноцветную митру. Она взяла трость отца, обернула ее бумагой, и получился епископский жезл с рукояткой, как змея.

Я надел рясу, митру и взял в руки жезл. Чем не епископ?

— Вот теперь я ряженый, теперь я ряженый! — закричал я радостно. — Ребята лопнут от зависти!

— Как бы тебе не захотелось еще стать патриархом, — сказал отец рассмеявшись.

И до прихода карнавала я жил одной заботой: как я буду носить митру и жезл, как буду складывать руки, давая благословение, как изменю свой голос, напевая молитвы.

— Мир вам всем! — говорил маленький епископ, благословляя отца с матерью.