Свирепая справедливость

– О Господи! – закричал он. – Они не шутят! – Он качнулся вперед, собираясь взять на себя управление «боингом», прервать сближение, которым руководил автопилот.

– Идем прежним курсом, – Ингрид впервые за все время повысила голос. – Прежним. – Она прицелилась в бортинженера. – Штурман нам теперь не нужен.

Командир замер. «Мираж» стремительно приближался. Вот он заполнил собой все лобовое стекло, но в самое последнее мгновение, чуть приподняв нос, промчался несколькими футами выше. Воздушная волна подхватила большую машину и закачала ее, как пушинку одуванчика.

– Второй! – закричал Сирил Уоткинс.

– Я серьезно! – Ингрид ткнула стволом в шею бортинженера, тот ударился лбом о край консоли компьютера, и на его бледной коже выступила алая кровь.

Воздушные волны ударяли в «боинг» одна за другой: «миражи» продолжали атаку. Ингрид крепко держалась свободной рукой, чтобы не упасть, но по-прежнему прижимала пистолет к шее бортинженера.

– Я серьезно! – кричала она. – Я его убью!

В кабину из салона доносились крики пассажиров.

Последний «мираж» пролетел мимо. Автопилот «боинга» быстро пришел в норму и снова взял курс на маяк аэропорта Яна Смита.

– Все, цирк кончился, – сказала Ингрид. Отступив от бортинженера, она позволила ему поднять голову и рукавом рубашки вытереть кровь. – Тут им ничего такого не позволят. Мы в контролируемом пространстве. – Она указала вперед. – Смотрите!

«Боинг» летел на высоте пять тысяч футов. Горизонт затянуло смогом и знойным маревом. Слева поднимались гладкие силуэты градирен Кемптонской электростанции, а еще ближе – ядовито-желтые терриконы, рассевшиеся на однообразном африканском высоком вельде. Шахты окружало множество поселков, сотни оконных стекол сверкали на утреннем солнце, словно огни маяков.

Еще ближе чернели длинные, прямые посадочные полосы аэропорта Яна Смита.

– Садитесь на полосу двадцать один, – приказала Ингрид.

– Нельзя...

– Выполняйте, – рявкнула девушка. – Диспетчеры расчистят нам дорогу. Они не могут остановить нас.

– Могут, – ответил Сирил Уоткинс. – Посмотрите на площадку.

Они были так близко, что легко рассмотрели пять бензозаправщиков с надписью «Шелл» на кузовах.

– Они перекрывают полосу.

Вместе с огромными бензозаправщиками ехали пять ярко-красных пожарных машин и две белые машины скорой помощи. Они мчались по траве вдоль края полосы, а потом все: и бензозаправщики, и пожарные, и санитарные машины – выстроились вдоль осевой линии полосы через каждые пятьсот ярдов.

– Нам не сесть, – сказал командир.

– Отключите автопилот и ведите вручную, – голос девушки изменился, теперь он звучал жестко и резко.

«Боинг» снизился на тысячу футов и нацелился на полосу двадцать один. Прямо перед его носом вызывающе вспыхивали красные мигалки пожарных машин.

– На таран не пойду, – решительно сообщил Сирил Уоткинс, и в его голосе больше не было ни колебаний, ни сомнений. – Мы уходим.

– Садитесь на траву! – крикнула девушка. – Слева от полосы открытое пространство. Садитесь туда!

Но Сирил Уоткинс наклонился вперед и начал передвигать рычаги. Двигатели взвыли, «боинг» задрал нос и начал подъем.

Молодой бортинженер повернулся в кресле и смотрел через ветровое стекло вперед, напрягшись всем телом. Алая полоска на лбу резко выделялась на бледной коже.

Правой рукой он держался за край стола, костяшки пальцев побелели и блестели, как яичная скорлупа.

Почти не пошевелившись, блондинка прижала к этой окостеневшей руке ствол пистолета.

Послышался грохот, такой оглушительный в замкнутой кабине, что от него едва не лопнули барабанные перепонки. Отдача высоко отбросила оружие, и оно оказалось вровень с золотистой головой девушки; резко запахло сгоревшим бездымным порохом.

Бортинженер недоуменно смотрел на стол. В крышке образовалась дыра с чайную чашку величиной, с блестящими рваными краями из обнажившегося металла.

Выстрел разорвал бортинженеру руку по запястью. Отстреленная кисть валялась в стороне, между креслами пилотов, из размозженной плоти торчала кость. Кисть дергалась, как искалеченное насекомое.

– Идите на посадку, – велела девушка. – На посадку – или следующим выстрелом я разнесу ему голову.

– Гадина! – рявкнул Сирил Уоткинс, глядя на оторванную руку.

– Если не сядете, будете виноваты в его смерти.

Бортинженер прижал обрубок руки к животу и молча согнулся, лицо его исказилось.

Сирил Уоткинс с трудом оторвал взгляд от искалеченной руки и посмотрел вперед. Между сигнальными огнями взлетной полосы и узкой рулежной дорожкой расстилалось большое открытое пространство, покрытое скошенной травой высотой по колено. Командир знал: почва здесь твердая и ровная.

Рука Сирила – как будто бы сама по себе – мягко отвела назад дроссели. Гул двигателей стих, нос машины вновь опустился.

Командир вел лайнер над полосой, пока не оказался над огнями разметки. Он не хотел, чтобы водители машин догадались о его намерении и успели помешать ему.

«Сука, убийца, – твердил он про себя. – Грязная сволочь!»