Свирепая справедливость

Он круто наклонил «боинг», нацелил его на полоску заросшей травой земли и, отключив дроссели, удерживая самолет в чуть приподнятом положении, полетел над самой травой.

Огромная машина коснулась земли и заходила ходуном. Сирил Уоткинс отчаянно вцепился в руль, пытаясь удержать его; в то же время второй пилот переключил двигатели на реверс и до упора вдавил педаль главного тормоза.

Мимо правого крыла промелькнули пожарные машины и бензозаправщики. Самолет едва не задел их. Изумленные лица водителей показались очень близкими и бледными – и борт 070 пронесся мимо. Скорость быстро снижалась, «боинг» встал на носовое колесо, его закачало, но он остановился прямо перед кирпичным зданием, где размещался главный радар.

Было 7 часов 25 минут по местному времени. «Спидберд 070» совершил посадку.

– Они сели, – объявил Кингстон Паркер. – Как вы понимаете, чтобы помешать им приземлиться, мы шли на самые крайние меры. Кстати, выбор места посадки дает ответ на один из ваших вопросов, Питер.

– Немецкий стиль, – кивнул тот. – Дело политическое. Я согласен, сэр.

– Значит, нам с вами предстоит увидеть наяву тот ужас, который мы обсуждали только как отвлеченную теорию... – Паркер поднес к сигаре тонкую восковую свечу, дважды затянулся и только потом продолжил: – ...морального оправдания подобных действий.

– Мы снова разойдемся во мнениях, сэр, – перебил Питер. – Морального оправдания таким действиям нет.

– Правда? – спросил Паркер, качая головой. – А как же немецкие офицеры, убитые на улицах Парижа бойцами Сопротивления?

– Была война! – воскликнул Питер.

– Может быть, группа, захватившая «ноль семидесятый», тоже считает, что ведет войну...

– С невинными жертвами?

– «Хагана»[11] тоже приносила в жертву невинных, хотя сражалась за правое дело.

– Я англичанин, доктор Паркер: не ждите, что я стану потворствовать убийству английских женщин и детей, – Питер напрягся.

– Конечно, – согласился Паркер. – Поэтому не будем говорить о мау-мау в Кении [12] и о современной Ирландии. Но как же Французская революция или насаждение католицизма посредством немилосердных преследований и изощреннейших пыток? Имели ли эти действия моральное оправдание?

– Я назвал бы их понятными, но достойными осуждения. Терроризм же нельзя морально оправдать ни при каких обстоятельствах. – Питер сознательно использовал это слово и увидел, как густые брови Паркера слегка приподнялись.

– Есть терроризм сверху – и снизу. – Паркер намеренно повторил нелюбимое слово. – Определим терроризм как крайнюю форму физического или психологического принуждения, направленного на подчинение других людей воле террориста. Существует террор закона – страх перед виселицей, террор религии – страх перед адом, родительский террор – страх порки. Оправдано ли все это с точки зрения нравственности, и если да, то в большей ли степени, чем устремления слабых, бедных, политически угнетенных, бессильных жертв несправедливого общества? Если мы хотим задушить их крик протеста...

Питер неловко подвинулся в кресле.

– Протест, выходящий за рамки закона...

– Законы пишут люди – почти всегда богатые и могущественные, люди их меняют – обычно после военных действий. Движение суфражисток, борьба за гражданские права в этой стране... – Паркер смолк и усмехнулся. – Простите, Питер. Я порой увлекаюсь. Гораздо труднее быть либералом, чем тираном. Тиранов редко терзают сомнения. – Паркер откинулся на спинку кресла и сделал такой жест, словно отбрасывал нечто ненужное. – Я думаю оставить вас на пару часов. Пересмотрите свои планы в связи с новым развитием событий. Но сам я уже не сомневаюсь, что мы имеем дело с политически обоснованными действиями боевиков, а не с обычной бандой похитителей, которые, как в старые добрые времена, гонятся только за наживой. Я уверен, что, прежде чем мы с вами встретимся, нам придется до некоторой степени пересмотреть свои убеждения и нравственные принципы.

– Второй поворот направо, – негромко скомандовала Ингрид, и «боинг» повернул по траве к рулежной дорожке. Шасси, по-видимому, не пострадало, но теперь, когда самолет покинул свою естественную среду, он утратил грацию и красоту и стал тяжелым и неуклюжим.

Девушка никогда раньше не бывала в кабине севшего «Джамбо», и высота над поверхностью произвела на нее впечатление. Эта высота пробудила в ней ощущение отстраненности, неуязвимости.

– Теперь налево, – приказала она, и «боинг» отвернул от главного здания аэропорта к южному концу полосы. На балконе и на смотровой площадке аэровокзала уже толпились сотни любопытных, но на самой площади аэропорта всякое движение прекратилось. Брошенные машины и бензозаправщики, на бетоне ни души.

– Остановитесь здесь. – Ингрид указала на открытую площадку в четырехстах ярдах от ближайшего здания, на полпути от накопителей к ангарам и хранилищу горючего. – На перекрестке.

Сирил Уоткинс в мрачном молчании выполнил приказ и повернулся на сиденье:

– Мне нужно вызвать санитарную машину, чтобы его увезли.