Свирепая справедливость

– У тебя ведь нет первого издания Корнуэлла Харриса? – с беспокойством спросила баронесса, и он покачал головой, рассматривая превосходно сохранившие цвет старые гравюры с изображением крупных африканских животных.

– Нет. Но откуда ты знаешь?

– О, я знаю о тебе не меньше, чем ты сам, – рассмеялась она. – Нравится?

– Великолепно. У меня нет слов.

Подарок был чересчур дорогой даже для такой богатой женщины. Это обеспокоило Питера, ему вспомнилась комедийная ситуация: муж неожиданно приносит домой цветы, и жена тут же начинает обвинять его: «Замучили угрызения совести?»

– Тебе правда понравилось? Я так мало знаю о книгах.

– Это единственное издание, которого мне не хватало для завершения собрания, – ответил он. – И, вероятно, лучший экземпляр, кроме того, что в Британском музее.

– Я рада. – Магда испытывала явное облегчение. – Я очень беспокоилась. – Она положила серебряную ложку и подняла обе руки, встречая его объятие.

За едой она была весела и разговорчива, и, только когда Роберто увез тележку и они сели на низкий диван у камина, настроение ее вновь изменилось.

– Питер, сегодня я ни о чем не могла думать, кроме этого дела: ты, я и Калиф. Я боялась и сейчас тоже боюсь. Я думала об Аароне, о том, что с ним сделали... потом о тебе и о том, что чуть не случилось.

Они помолчали, глядя в огонь и прихлебывая кофе из маленьких чашечек, и баронесса вдруг снова сменила тему. Питер уже начинал привыкать к быстрым изменениям в ходе ее мыслей.

– У меня есть остров – даже не один, а девять маленьких островков, и среди них лагуна девять километров шириной. Вода такая чистая, что видно рыбу на глубине в пятьдесят футов. На главном атолле посадочная полоса. Всего два часа лету от Таити. Никто не будет знать, что мы там. Мы весь день станем плавать, бродить по песку, любить друг друга под звездами. Ты будешь королем островов, а я – твоей королевой. Больше никаких «Альтман Индастриз»... я найду человека, который меня заменит. Никакой опасности. Никакого страха. Больше не будет Калифа... не будет... – Она неожиданно замолчала, как будто не могла продолжать, но потом снова быстро заговорила: – Уедем туда, Питер. Забудем обо всем. Давай убежим и будем счастливы вместе, всегда.

– Мечтать приятно. – Он повернулся к ней, испытывая глубокое и искреннее сожаление.

– У нас получится. Получится.

Питер ничего не ответил, только смотрел ей в глаза, пока она не отвернулась и не вздохнула.

– Нет. – Сожаление ее было таким же искренним. – Ты прав. Никто из нас не сможет жить так. Нужно продолжать... Но, Питер, я ужасно боюсь. Боюсь того, что знаю о тебе и чего не знаю. Боюсь того, чего ты не знаешь обо мне, и того, что я тебе никогда не смогу сказать... Но останавливаться нельзя. Ты прав. Нужно найти Калифа и уничтожить. Но, Господи, я молюсь, чтобы при этом мы не уничтожили себя, не уничтожили то, что обрели... пусть это сохранится, останется нетронутым.

– Чтобы справиться с эмоциональной катастрофой, нужно поговорить о ней.

– Хорошо, поиграем в головоломки. Чур, я первая. Каково самое страшное испытание для женщины, по-твоему?

– Сдаюсь.

– Спать одной в зимнюю ночь.

– Спасение рядом, – пообещал он.

– Но как же твое плечо?

– Я уверен, соединив свою ловкость и разум, мы как-нибудь справимся.

– Пожалуй, ты прав, – мурлыкнула она и пристроилась рядом с ним, как шелковистая кошка. – Как всегда.

Покупка белья для красивой женщины всегда вызывает упоительное ощущение порочности. Питера забавлял понимающий вид продавщицы средних лет. Очевидно, у нее было свое представление об их отношениях. Она лукаво принесла поднос, полный кружев и невероятно дорогих кусочков шелка.

– Да, – восторженно одобрила Мелисса-Джейн. – То, что надо... – Она прижала к щеке одну из вещиц, и продавщица возгордилась своей догадливостью. Питеру не хотелось разубеждать ее. Он решил еще немного поиграть в богатого пожилого поклонника и посмотрел в зеркало за продавщицей.

Хвост по-прежнему был на месте – в глубине зала неприметная фигура в сером пальто с интересом знатока рылась в груде бюстгальтеров.

– Мне кажется, мама этого не одобрит, дорогая, – сказал он наконец, и продавщица удивленно посмотрела на него.

– Ну пожалуйста, папочка. Мне через месяц четырнадцать.

Хвост появился, когда он накануне днем прилетел в Хитроу, и Питер не мог понять, кто это. И уже пожалел, что не нашел замену утопленной в реке «кобре».

– Давай будем благоразумны, – сказал Питер дочери, и Мелисса-Джейн с продавщицей удрученно воззрились на него.

– А трусики? – заныла Мелисса-Джейн. – А эластичные чулки?

– Давай договоримся, – предложил Питер. – Чулки купим, но никаких кружев – исполнится шестнадцать, вот тогда... А пока достаточно накрашенных ногтей.

– Папа, это средневековье какое-то, честное слово!