Свирепые калеки

На границе Ирака с Турцией в том, что касалось курдов, было весьма и весьма неспокойно, там кишмя кишели турецкие войска, так что Свиттерс решил, что разумнее всего пробираться через Сирию. Его новые друзья с ним согласились. Если он оплатит бензин, парочка неугомонных юнцов из их числа перевезут его вместе с противогазами (тридцать штук они запросили для себя, при том, что жили далеко от находящегося под угрозой региона) через юго-восточную Турцию в одном из своих старых и раздолбанных грузовиков «мерседес». А где-нибудь под Нусайбином они свяжут его с сирийскими курдами, которые помогут перебраться в Сирию. Так все и вышло.

Вторая курдская группировка – красочно-яркая, под стать карнавальным акробатам в своих широченных шароварах, вышитых рубахах и размером со скатерть покрывалах, – провезла его вдоль северо-восточного выступа Сирии на верблюдах. Раскачиваясь из стороны в сторону на спине одной из этих плюющихся, поскуливающих, брыкающихся скотин с отвисшей губой, Свиттерс наконец звякнул Маэстре. Он опасался писать ей по электронной почте, с тех пор, как, о чем свидетельствовал шпик, провожавший его в Сиэтле, контора расположилась на пикник в его компьютере, и в силу бог весть каких причин – Свиттерс от души надеялся, что всему виной – типичная для нее раздражительность, – к телефону она не подходила. Пытаясь отвлечься от дискомфортной скачки, равно как и успокоиться насчет бабушки, Свиттерс набрал по своему спутниковому телефону номер особняка в округе Магнолия еще один-единственный раз – и едва не вздрогнул, когда трубку сняли и недовольный голос рявкнул:

– Чего надо? И чтоб мне без глупостей.

– Маэстра, а тебе говорил кто-нибудь, что у тебя характер верблюда?

– Еще бы нет, так что даже не пытайся подоить меня или поездить на моем горбу. Ты где, парень?

– А ты знаешь, что верблюжий горб – это всего-навсего комок жировых отложений?

– В самом деле? Ну, значит, то же самое, что женская грудь.

– О нет, здесь ты глубоко ошибаешься. Женская грудь… о, женская грудь – это луна в миниатюре. И сделана она из лунной пастилы, теплого снега и меда.

– Хе! Романтик придурочный. Так ты где там?

Уточнять Свиттерс не рискнул, но Маэстра в общих чертах просекла, что он – в стране верблюдов, и, что еще важнее, он в общих чертах просек, что Маэстра вполне оправилась от своего сердечного приступа. Более того, собирается слетать в Нью-Йорк, чтобы лично проследить за ходом аукциона на Матисса в конце июня. Дескать, она должна быть уверена, что эти тюфяки из Сотби ее не объегорят.

Так что в Ирак он пробрался с изрядно полегчавшим сердцем – в страну, где лишиться головы столь же просто, сколь и съесть скверно приготовленный обед. По счастью, второе он выдержал, а первого – избежал. В разрушенном горном поселении к юго-западу от Дохука он передал противогазы (минус сто штук, перешедших в распоряжение его последнего эскорта) до слез благодарному мэру, число избирателей которого не так давно заметно поредело по причине нервного газа, обрушенного на них теми самыми багдадскими властями, что обещали им самоуправление аж в 1970 году. В тот же вечер мэр устроил праздник в честь гостя, с жаренными на вертеле барашками, кальянами на ковриках и танцем живота на балконе. Поскольку эти курды куда строже соблюдали заповеди Магомета, нежели изолированная группка в Самандаги, вечеринка оказалась безалкогольная – что Свиттерса вполне устраивало, поскольку его желудочно-кишечный тракт воспринял арак как этакую горючую смесь под стать писко и поскольку воздержанность могла оказаться хорошим помощником при поспешном бегстве.