— Что с тобой, госпожа? Я кого-то напоминаю тебе?
— Я могу поверить в то, что приближенный Элори имеет возможность узнать меня в любом виде, — начала перечислять Тай. — Я допускаю, что в здешнем гадюшнике можно найти мужчину, способного пожертвовать собой ради сильных чувств. Я даже могу предположить, что это просто его излюбленная ласка — сквозь приоткрытые губы. В общем, я верю, что ты не единственная незаурядная личность в Замке. Но если у человека под глухой маской еще и глаза подведены — значит, он заранее знает, что снимет ее при свете! До сих пор все, кто уводил меня с бала, либо вообще обходились без поцелуев, либо занимались любовью в полной темноте — если, конечно, на них была маска именно такого вида, когда губы не свободны. Что ты скажешь на это? — она торжествующе прищурилась.
Виноватая улыбка расцвела на губах лже-менестреля.
— Прости меня, госпожа — я испытывал тебя. Но ты выдержала это испытание так, как я и надеяться не мог, и я безумно рад этому.
— Но чего ради? — недоуменно взглянула на него девушка. — Зачем нужны все эти сложности?
— Еще раз прости… этого я пока не могу сказать. Скажу лишь, что был потрясен, когда ты угадала меня в Дэйре из Ониксовой Земли. Ты вызвала у меня интерес, и я решил проверить, на что ты еще способна. Как выясняется — на многое.
— Убила бы тебя на месте, — вздохнула Тай, — да рука не подымется на этакое сокровище. Надо же, каких ужасов нарассказывал — я чуть было сама не решила бросить Замок на веки вечные! Ты и в самом деле менестрель Элори?
— Нет. К его свите я не имею ни малейшего отношения.
— А к нему самому? — проницательно глянула ему в глаза Тай.
— Это я тоже объясню тебе потом — сейчас не имею права. Но надеюсь, что к нашей следующей встрече уже буду иметь.
— Значит, и то, что я ему приглянулась — твоя выдумка?
— Даже если эта выдумка вдруг окажется правдой, — Тиндалл взял ладонь Тай и приложил к своей щеке, — одно могу обещать тебе с полной уверенностью: того, что я рассказывал, он не проделает с тобой никогда. Просто не сумеет!
И снова Тиндалл остался до конца верен принятой роли — руки, что ласкали Тай в этот раз, были руками менестреля Шиповника, нервного и безумного, одного из тех, чьей жажде вовеки не знать утоления…
На вопрос о следующей встрече он ответил: все, что он сейчас может сказать — она непременно состоится. «Снова заставишь тебя в толпе угадывать?» — спросила Тай. Он лишь улыбнулся тонко и загадочно.
Теперь Тай уже была настороже, хотя и понимала, что от ее настороженности вряд ли есть какой-то прок — Тиндалл оказался значительно более разносторонней личностью, чем она могла вообразить. Однако юная монахиня не отчаивалась: какую бы маску ни надел ее странный любовник, она не скрывала его доброты и искренности. И если он не оставит ей других примет, она всегда угадает его по теплому взгляду — такое не подделаешь!
Но, видимо, для Тиндалла мысли Тай были открытой книгой — как раз того, чего от него ждали, он никогда и не делал…
Глава двадцатая,
Итак, у церкви стояла карета.
Правда, церковь эта была не просто церковью, а старинным собором, который триста лет считался кафедральным, пока в царствие Ротери VI, деда Ансалио и прадеда нынешнего короля Ансейра, не был возведен новый, еще больше и величественнее.
Карета, в общем, была под стать собору — сделанная лет пятнадцать тому назад и в ту пору весьма роскошная, сейчас она выглядела изрядно потрепанной и ободранной. Ее украшения давно вышли из моды, а большой размер, рассчитанный на такую же большую семью, делал ее особо нелепой и неуклюжей в сравнении с новенькими экипажами, сгрудившимися с другой стороны площади — у огромного, многооконного, увенчанного стрельчатыми башенками здания Генеральных Штатов.
Эта развалина на колесах, явно принадлежащая какому-то обедневшему провинциалу, ни у кого не вызывала особого интереса. Но если бы кто-нибудь любопытствующий все же подошел к ней и заглянул в щелку меж плотно задернутыми занавесями, то обнаружил бы внутри весьма своеобразную пару.
Женщина, откинувшаяся на спинку сиденья, была одета по неожиданной для здешних мест новоменалийской моде — в тускло-зеленое платье без каркаса, с коротким рукавом, поверх тонкой льняной рубашки. Светлые волосы, туго собранные на затылке под двойной гребень, прикрывал черный полупрозрачный шарф, который в сочетании с полным отсутствием украшений заставлял заподозрить, что женщина в трауре. Спутник же ее, невзирая на жару, не снимал низко надвинутого капюшона, полностью затеняющего ему лицо. Лишь сбоку выбивалась тонкая прядь волос, еще более светлых, чем у женщины — точнее, снежно-белых. Такой ослепительно белой не бывает даже седина…