Свита Мертвого бога

Лаймарт посмотрел на вновь прибывшего, и трудно сказать, чего в этом взгляде было больше — ненависти или омерзения. «Черный цветок», так это у них называется… Опаловый Дождь являлся к каменному гонгу при полном параде — побрякушек едва ли не больше, чем одежды, лица под раскраской вообще не видать, а из узла волос торчит целый букет — и вел себя столь утонченно-хамски, словно был самим Повелителем Снов, а не его доверенным лицом из смертных. Этот же Горицвет, судя по всему, любитель поиграть в небрежность — якобы прямо из постели, от прекрасной женщины, едва успел набросить на себя первое, что подвернулось под руку, но интересы господина превыше удовольствий… Знаем мы эту небрежность! Рубашку надеть у него времени не было, а на голой груди жемчуг в четыре ряда болтается, да и на лицо смотреть противно — ни глаза, ни губы не забыты… Мужчина, выглядящий как шлюха — видана ли большая мерзость на свете?!

Тай перехватила взгляд Лаймарта — и ощутила, как ее окатывает жаркой волной презрения, смешанного с превосходством. Молодец парень — одним своим появлением так уесть Серого! Сожрал ведь и не поперхнулся! Встреться она с таким в Замке, пожалуй, сделала бы ему высший комплимент, допустив до ложа с покрывалом цвета мха. Даже зная, кому он служит — все равно! Уже один вид этого изящно-самоуверенного алмьярца придал ей сил и рывком поднял настроение.

Сама она опытным глазом знающего человека видела совсем иное — прежде всего слипшиеся от влаги кончики шелковистых волос. Да и так называемого «рельефа» на лице нет, чистая кожа словно светится изнутри — значит, успел умыться на ночь… Посланец Элори действительно примчался сюда в страшной спешке — и не от любовницы, а из ванны или с массажного стола, а если уж из постели, то из своей собственной, где едва успел забыться сном после представления и последовавшей за ним попойки с поклонниками его таланта.

Она как наяву увидела эту картину: вскинутая голова, шелковая простыня, отлетевшая в сторону — ощущение вызова, как уверяет Эрдан, подобно уколу иглы… Только-только расслабился — и снова держать лицо, да еще перед недругами… Скорее! Именно на это они и рассчитывают — на то, что он замешкается, не смея выйти в неподобающем виде, и разговор состоится без него! Рубашка, сброшенная полчаса назад — где?! «Господин, вы сами приказали в стирку…» Ладно, черт с ней… три оборота руки вокруг шеи… некогда подбирать ожерелья одно к другому, а жемчуг — его много не бывает… сверху куртка… Теперь глаза! С такой внешностью, как у него, можно плюнуть на многое, но эта заповедь нерушима для любого алмьяри: никогда не выходи с незащищенным взглядом! Хорошо, что контур глаз и губ у него «на игле» (Тай знала об этом алмьярском обычае — что-то вроде татуировки, но тоньше и не на всю жизнь) — с ним возни больше всего… белый штрих… черный… Рука набита — это знатные дамы, у которых пропасть времени, по полчаса выверяют перед зеркалом тончайшие переливы теней, а ему не привыкать в десять минут за кулисами переделывать Благородного Соперника в Темного Лорда, да еще растушевкой с полуоторванным кончиком… Теперь волосы, хотя бы по-быстрому сколоть верхнюю половину… зажим из черного перламутра слабо хрустит в ладони… проклятье! Крышка шкатулки отброшена рывком, пальцы натыкаются на кольца, цепочки, подвески, но того, что нужно, как назло, не подворачивается… Ладно, все-таки это лучше, чем с чистым лицом, к тому же там, к востоку от моря, вряд ли многим известно, что не только «черный цветок», но и любой другой алмьярский мужчина может появиться с распущенными волосами лишь в некоторых, строго оговоренных ситуациях… Застегивать бесчисленные пряжки на сандалиях уже совершенно некогда… шаг в туман!!! Теперь — отдышаться в некотором отдалении от каменного гонга, окончательно взять себя в руки… тем более, что и отсюда все прекрасно слышно.

— Так, — Йахелле перевел на Лаймарта тяжелый взгляд. — Ты что, отбил на камне всеобщий сбор вместо того, чтобы звать каждого по отдельности?

— Да нет вроде, — растерялся Лаймарт. — Иначе Эрдан оказался бы тут одновременно с вами, и ничего не вышло бы…

— В любом случае я здесь, — улыбка чуть тронула уголки губ Горицвета. — Понимаю, что мое мнение вряд ли кого-то интересует, но я решительно не желаю смерти этой женщины. Точнее, ее не желает мой хозяин, я же всего-навсего передаю его слова.

— Еще один умник, который вообразил, что враг его врага непременно станет ему другом, — в голосе Йахелле послышалось усталое раздражение. — Повторяю для тех, кто в трюме: никакое соглашение с посланцами Мертвого бога невозможно в принципе.

— Я и не говорю, что он хочет какого-то соглашения с ней, — еще нахальнее произнес молодой алмьярец. — Он всего лишь хочет, чтобы она оставалась в живых. А то, что соглашение с ней невозможно, он понял куда раньше вас. Если уж на то пошло, ему она попортила крови ничуть не меньше, чем любому из стоящих здесь.

— Что, и ему тоже? — вырвалось у Йахелле. Взгляд, который он бросил в сторону Тай, был исполнен невольного уважения.