Псалтырь приводит в пример человеческой гордости и самонадеянности поля и земли, названные именами своих предыдущих владельцев:
Слово итрон
буквально обозначает «остаток», переводится как «выгода» или «польза» и всегда сопряжено по тексту со словом, обозначающим «труд». «Забота» — это и есть те труды, которые дал Бог человеку, о чем мы говорили подробно в первой главе, труды, в которых Адам должен возрастать, возделывая Эдем, или же тяжелые труды на земле, испытавшей на себе результаты человеческого падения, — они также возводят Адама в исполнении заповеди к Богу и в то же время не дают ему забыть о своей перстности, ограниченности, чтобы он не возомнил себя равным Творцу. В любом случае, это и есть итрон, полезный остаток от приложенных усилий. И Соломон задается вопросом: во всяком ли труде он присутствует, результаты любого ли труда положительно соотносятся с планом Бога, давшего повеление человеку работать для развития?Веселье и наслаждение плодами своих трудов — не уникальный рецепт от Соломона, да он и сам с ним не всегда согласен. Это достаточно общее место ближневосточной литературы мудрых, роднящее Екклесиаст с «Эпосом о Гильгамеше», о чем подробнее поговорим в следующих главах.
Эти и подобные им стихи, наряду с арамейским словоупотреблением и еще рядом особенностей, наводят исследователей на мысль, что всемогущий царь Израиля Соломон не мог быть автором данного произведения. Такого типа рассуждение звучит совершенно естественно в устах бессильного мудреца-созерцателя — но не человека, об административной мощи которого, равно как и о мудрости, в том числе в делах суда, повествует Писание. Упоминание же Бога, вершащего суд, с которым не справляются, а точнее, не хотят справляться бесчестные судьи, есть не более чем роспись автора в собственном бессилии изменить ситуацию, что для Соломона решительно невозможно.
Следующий фрагмент — одно из самых проблемных антропологических рассуждений в Писании:
В оригинале эти стихи имеют довольно сложный порядок слов и синтаксис, поэтому мнения еврейских комментаторов сильно разнятся. Мецудат Давид утверждает, что в стихе говорится следующее: относительно Бога люди подобны скоту, то есть в сравнении с Творцом человек — ничтожен, а Ибн Эзра — что Вседержитель избрал человека среди всех других существ, но сыны человеческие сами, а не Бог, сравнивают себя со скотом.
В среде христианских толкователей царит относительное единомыслие. Лишь святитель Григорий Великий, придерживающийся мнения о том, что Екклесиаст озвучивает в своей книге сначала позицию глупца, а потом позицию мудреца, просто относит слова о единстве человека и животных к первому голосу — глупца.