Свиток 5. У истоков империи

— Прибить надо гадов! — воскликнул Кор’тек, пораженный мыслью, что кто-то может упереть его честно награбленное имущество.

— Пока не надо. Просто сгони в кучу, разоружи и свяжи на ночь… Да парочку их самых старших приведи ко мне поговорить… Только не сейчас. Сейчас чегой-то я…

Хрясь! — очнулся я от мощной оплеухи… Которую, к счастью, схлопотал кто-то другой.

— Да я тока поссать… — в голосе сказавшего это булькал коктейль из ярости, неуверенности, обреченности и страха. Да и сами слова я разбирал с некоторым трудом из-за какого-то цокающего акцента. Что-то вроде «Да я-ц тоцка поццать».

— Шаман сказал, что с тобой поговорить хочет, — ответил ему приглушенный шепот.

— Да он же так еще с полудня лежит. А я тока… Мне бы по-быстрому.

— Сиди. Шаман сказал…

— Сказал… сказал… — Говорящий, кажется уже понял, что настаивать на своем бесполезно, однако бурчал чисто из самоуважения. — Убудет что ли от него, если я поссать схожу, пока он без памяти лежит?

— Поговори у меня, — ответил охранник уже куда более добродушно, видать поняв, что явного неповиновения ему не окажут. — Еще неизвестно, без памяти ли он лежит или где еще обретается… Ты нашего шамана не знаешь. Знал бы — навеки ссать от страха разучился.

— Напугал. У меня у самого двоюродный дядька шаманом будет. Он мне такие амулеты сделал.

— Против нашего никакие амулеты не помогут, — теперь голос просто сочился самодовольством. С такими интонациями обрюзгший дядечка-«спортсмен», беременный изрядным пивным животиком, сообщает о победе любимой команды, за которой он наблюдал, лежа на диване перед телевизором. — Он, поговаривают, и не человек вовсе!

— А кто ж тогда? — Любопытство и страсть почесать языком на моих глазах стремительно сметали все межплеменные, сословные и прочие барьеры.

— А кто же его знает? — ответил явно настроенный на долгую приятную беседу голос. — Потому что родился он, говорят, белым теленком, а человечий вид тока потом принял. Во как! К нему самые великие Цари Царей за советом приходят. Демоны и морские чудовища от него словно кролики бегут. Может верблюда в мышь превратить и обратно. Оленя в быка, а рыбу в птицу. Или морок на целую Орду этих ваших аиотееков навести. А не далее как в прошлую луну он пошел на мертвяка-упыря охотиться и убил его, когда тот бронзовым тигром обернулся, причем вместо шерсти у того тигра клубки змей были… Я сам труп того тигра видел… Издалека… Я не дурак к такому чудищу, даже мертвому, близко подходить.

А того аиотеека, что упырем обернулся, он теперь с собой возит. Говорят, может его обратно упырем обернуть да на врагов своих натравить.

У него там… (кажется, говоривший мотнул головой в некоем направлении) таких целое племя живет.

Он над людьми и на тут, и за Кромкой властвует. Захочет, и сможет тебе после смерти путь к предкам преградить. И будешь ты по земле неупокоенным демоном шляться!

— Да как это он может меня, да к моим же не пустить? Да кто его Там слушать-то станет?! — справедливо возмутился благодарный потребитель всей этой лапши.

— Он — может. — В голосе сказавшего это звучало такое убеждение, что я и сам чуть ему не поверил. — Так что ты лучше его не зли. Он с виду-то добрый, но коли разозлится… Одну из жен своих в такую страхолюдину превратил, что ее взрослые мужики за поприще обегают. А все потому, что перечить ему вздумала… Когда по весне мне верблюд на ногу наступил, так она меня лечить приходила. А потом еще полгода по ночам в кошмарах снилась.

— А вот и врешь, — не выдерживает «цокающий» голос. Не может такого быть, чтобы чужой шаман над нашими посмертиями власть имел! Разная у нас кровь. Порчу навести или мор пустить — такое еще куда ни шло. А чтобы такую власть…

— Эх, дурень ты, дурень, — охранник с головой окунулся в возможность почесать языком и явно был благодарен тому, кто эту возможность ему предоставил, так что говорил со всем возможным добродушием. — Пенек лесной. В том-то и сила нашего Дебила, что он такую Власть имеет даже над чужой кровью. Потому как, говорю же тебе, не человеком он родился, а теленком, да еще и белым. Да ведь у них все племя такое — Ирокезы! Раньше про него и не слышал никто, а он взял кучу народа из степняков, из горцев лесных и прибрежников, всех смешал, да ирокезов своих и вылепил.

— Тьфу-тьфу-тьфу… И зачем ему таким паскудством-то заниматься понадобилось? Издревле люди жили, как предки их пример подали. Так чего, спрашивается?..

— А того, что пока он того не сделал, аиотееки всех по одиночке били. А он всех вместе свел — и уже две Орды огромные в пух и прах размели и добычу взяли немерянную! А вы-то, небось, им дань платите да баб своих отдаете?

— А ты, выходит, тоже ирокез энтот?

— Не. Я из Великого Улота. Слышал, небось?

— Так чего же ты его своим шаманом называешь?

— А с того, что он и есть мой шаман, поскольку в нашем войске всех между собой кровавым узором соединил.

— А ты согласился?

— А чего не согласиться, коли он нашему Царю Царей родня близкая? Да и вождем у нас сам Лга’нхи — Великий Герой с Волшебным Мечом.