Свиток благоволения

– Диана, я знаю, что должен кое-что объяснить тебе. Но сейчас не время. До утра мы должны укрыться где-то. Тогда я все расскажу, я обещаю.

Ей захотелось крикнуть «Рассказывай немедленно!», но здравый смысл возобладал. Ее образ мысли за последние несколько часов претерпел изменения.

Когда они сбежали из Чаяна, она рассматривала их сложное положение скорее как досадное, нежели отчаянное. Теперь она начала понимать, что опасности, окружавшие ее, были совсем иного порядка. Физическое насилие оказалось в этих местах самым обычным и распространенным делом: ей просто повезло, что до сих пор с ней не случилось ничего худшего.

Она теперь в опасности, в настоящей опасности. Ей грозит никогда больше не увидеть свой дом и семью.

– Нам надо идти. – Голос Чан Пина снова звучал уверенно, казалось, юноша полон сил.

Однако он был частью этой опасности.

Диана надела на плечи рюкзак и потащилась вверх к дороге. Она думала о том, кто такой Чан Пин, и эта мысль не давала ей покоя. Он не тот, кем хочет казаться. И в этом, вздрогнув, поняла она, еще одна причина, по которой ей не следует принуждать его рассказать всю правду прямо сейчас. Потому что ее пугает мысль о том, какой окажется эта правда…

Им нечем было освещать путь – у них не стало зажигалки, и они продвигались с раздражающей медлительностью, но, когда сумели все же выбраться обратно на дорогу, дело пошло легче. Как только на востоке появились первые проблески света, с ними пришло некоторое облегчение, но возникла новая причина для беспокойства: успеют ли они добраться на место еще до рассвета? К счастью, у Чан Пина, похоже, было прекрасное зрение, и вскоре он свернул с дороги с уверенностью, обнадежившей Диану.

Они вскарабкались на песчаный откос, поросший отдельными соснами, и оттуда, в полусвете наступившего утра Диана увидела ниже на несколько сотен метров, в начале долины, несколько серовато-коричневых зданий.

– Что это?

– Это гостиница в Хуаси. Государственная гостиница для туристов – биньгуань, где останавливаются приезжие. Но мы идем не туда. Посмотри, вон там… видишь?

Диана взглянула туда, куда указывал его палец, и увидела сквозь листву берез и еще каких-то широколиственных деревьев, названия которых она не знала, угол старинного китайского павильона. Он находился правее, на расстоянии примерно чуть меньше пятисот метров. Вдоль долины от гостиничных построек к этому домику шла, петляя, дорожка, вымощенная красным кирпичом.

Чан Пин, хромая, двинулся к павильону. Диана осталась стоять на месте.

– Ты идешь? – бросил он через плечо.

– Кто там?

– Не знаю. Но думаю, никого нет.

– И ты никого не ждешь?

– Уже нет.

Он повернулся и пошел вперед, будто ему было все равно, пойдет ли она за ним. После некоторого раздумья Диана пошла по дорожке следом за Чан Пином. К тому времени, когда они дотащились до «пустячка», как Диана назвала это место, наступило хмурое утро. Угрюмый ветер, колебля ветви деревьев, осыпал лицо и волосы девушки каплями дождевой воды. Одновременно с Чан Пином она ступила на мощеный двор, тут и там покрытый лужами, и огляделась вокруг.

Похоже, это место много лет пребывало в запустении. Красная краска крупными хлопьями осыпалась с низкой балюстрады, украшенной орнаментом; камни брусчатки растрескались, и весь двор был покрыт зеленым мхом, поверх которого ветер намел толстый слой опавших листьев. Диане пришло в голову, что на это потребовалось несколько лет. По двору были рассыпаны осколки разбитого кем-то окна.

Засохшая вишня раскинула ветви рядом с заглохшим фонтаном, ее руки-ветки, напоминавшие конечности скелета, заслоняли парадную дверь. Дверь была заперта на висячий замок, но, когда Чан Пин достал из кармана ключ и открыл ее, Диана не слишком удивилась. То, что у него с собой оказалось средство доступа в это мрачное место, теперь воспринималось ею, как найденный недостающий фрагмент рисунка.

Внутри квадратного павильона не было ничего, кроме кучи мусора, небрежно заметенного в угол, да углей в камине. Повсюду стоял запах сырости и гниения. Диана обратила внимание на белую плесень, расползавшуюся по подоконникам. Дерево подоконника стало словно резиновое: когда Диана дотронулась до него, ее пальцы погрузились во что-то вязкое, словно древесина превратилась в замазку.

Чан Пин поворошил угли.

– Здесь кто-то был.

– Кто?

Но он лишь опустился на пол с глубоким вздохом. Диана сняла с плеч рюкзак, бросила его на пол и, подойдя, встала над ним.

– Отлично. Наступило время дать пояснения.

Но, вместо того чтобы начать рассказ, он поднял голову и улыбнулся ей.

– Сначала я хочу сказать тебе кое-что.

– Что?

– До прошлой ночи я просто думал о тебе, как о хорошей девушке. Слишком хорошей для меня, даже недосягаемой. Ты красива, добра… И ты, как и я, страдала: аборт… Но после того как я увидел, что ты вчера сделала… – Он покачал головой, словно человек, не доверяющий собственным ощущениям. – Я больше не могу носить это в себе. Прости, но я влюбился в тебя.

Глава 20