Свиток Рифея

– На взгорке, у реки. Там уж намечено, земля срыта. Увидите.

– Ладно, сиди жди, не дергайся зря.

Оглянулся Андрей по сторонам, а вокруг скелеты стены подпирают, страх, да и только. Сел, затих, думку думает, как выбираться. А ночь к исходу подошла, посланник старушки чудинской всё не воротится – беда!

И точно. Чудь днём по земле не ходит, от солнца отвыкла. Старики говаривали, что иной раз подземные жители и в камень оборачивались, и в зверушек разных, если их рассвет на земле заставал. Может, болтали, может, нет, кто знает.

Андрюшке-то всё едино сидеть, дёрнулся раз, кости страшных соседей сомкнулись вокруг – не пустили. Не ел, не пил, дремал – ждал.

Стемнело. На счастье, старушка вернулась с хорошими вестями: правда его, может идти.

Повела горемыку к выходу. И то ли невзначай, то ли с умыслом подвела к ответвлению в пещере. А там храм подземный. Красота – не описать! Свет такой, как сто солнц вокруг, а не обжигает, тёплый, ласковый, и запах приятный, умиротворяющий.

А икон писаных мало. Стоят статуи из лучших пород дерева, расписаны так, что лики – как живые. Смотрят боги ясными глазами, и как будто даже слезинки на щеках у светлых образов. Андрей застыл, поражённый. Видел он подобные статуи в старых прикамских храмах, но те застывшие были, немые, безразличные. А эти как будто в душу заглядывают, пронзают тебя насквозь, зовут к чему-то высокому, словно сам Всесильный их на землю отправил, вернее, под землю.

«А что если и мне подобную статую сделать? Не икону, а изваяние? Нет, конечно, такой образ не по силам, но можно же попытаться. Надо краску искать. У этих статуй лики явно в зелену писаны, потому и смотрятся на тёмном фоне, как живые. Ангела надо делать».

Вышел Андрей из пещеры, поклонился старушке и домой пошёл. На следующий день молодой иконописец вновь к пещере двинулся. Наконец, нашёл то, что искал. То-то радость была, когда дома из растёртого в пыль глинистого камня получился сочный зелёный порошок. По обыкновению смешал молодой мастер пыль с желтковой эмульсией в деревянной ложке без черенка, растёр до нужного состояния – то что нужно, красота!

Началась долгая, кропотливая работа. Пока храм строили, Андрей над фигурой Ангела бился изо всех сил. Сколько ошибок было совершено, сколько неудач!

Основу Андрей выточил из карминовой сосны, специально в рощу дальнюю за лучшим деревом ездил. Искал образ, повороты головы, рук, одеяние – всё пришло не сразу.

А уж расписывать стал, сколько ложек деревянных извёл для смешивания красок – не счесть. То одну добавку пробовал, то другую, пока не нашёл то, что нужно. Руки истёр, краской пропах насквозь. От молитвы к работе, от работы – к молитве.

Расписал свою статую с любовью, памятуя о тех идеальных образцах, что видел в пещере. Получился невыразимо прекрасный образ, такой возвышенный, что рядом с ним хотелось петь молитву, но, вместе с тем, родной, земной, тёплый. Зелёные глаза ангела, как отражение глаз любимой Оленьки, грели душу мастера.

Пришла пора выставлять икону-скульптуру в готовящемся к открытию храме. Андрей робел среди признанных мастеров, но держался гордо, строго, ждал, что скажет барыня и её приближённые. Батюшка-то уже порадовал иконописца тёплым словом, да и другие мастера одобрили.

Хозяйке имения Ангел не понравился. Она долго всматривалась в лик зеленоглазый, но сходство учуяла. Разгневалась не на шутку: «Ладно бы её, красавицу, мастер в иконе изобразил. Благодетельница-то она, а не какая-то девчонка надоевшая, с которой ещё и наследство делить придётся. Ишь, ходит по домам бедняков, помогает болящим, детей привечает, с простым народом здоровается – праведная какая! Несправедливо это!» В церкви, правда, смолчала, но батюшке строго наказала наглеца гнать взашей и фигуру с глаз убрать куда подальше.

Кто поспорит с женой человека, чьи предки царицей были наделены землями в крае благословенным?

Выгнали Андрюшку, да не просто выгнали. К иконописи больше на дух не допускали. На рудник пришлось идти. Что с ним дальше было, неведомо. Работа на руднике тяжёлая, болезни да увечья рядом – кто долго протянет! Молодой, правда! Может, и сдюжил, кто знает.

Падчерицу же, чтобы впредь с народом простым поменьше зналась да красотой своей мачеху не затмевала, благодетельница отправила в столицу, а там скоренько замуж выдала, от сердца вон. Говаривали, что молодая барыня в смутные годы уехала с семьёй мужа за границу, тем и спаслась. По крайней мере, в родных краях её больше не видели.

Статую спрятали в подсобку собора да и забыли на долгие годы о нёй.

Не увидел светлый Ангел, как рушил народ церкви в Прикамье в кровавые годы смуты, как метался в поисках истины, не до красоты было, о куске хлеба люди думали, о том, как выжить. Что только ни творили: брат на брата шёл, невинных с родных мест изгоняли навсегда, деревни пустели, воды рек вспять повернуть пытались. Лежала Русь разбитая, как Мамай прошёл.