Свобода

В кухне на столе я обнаружил бутерброд с колбасой в крафтовом пакете и ящичек из коричневой пластмассы, снабженный брезентовым ремнем для носки, похожий на футляр полевого телефонного аппарата. Ящичек прижимал оторванную полоску газетных полей.

Андрюха писал перьевой ручкой, и чернила на газетной бумаге сильно расплылись: "В четверг с Курского 23.10 Ереван. 8 вагон.

Носков шерст. не найдешь для меня? Четверг завтра. Курский вокзал (дважды подчеркнуто)".

Я отщелкнул крышку и уставился на переключатель шкал, какие-то настройки, стрелочный индикатор с градуировкой

"микрорентген-час". Внутри глубокой крышки крепились трубчатые секции и датчик со шнуром. Я свинтил из них штангу и состыковал разъемы, как было указано в открывшейся под трубками инструкции на металлической табличке. Стрелка явила признаки жизни. В сборе все это напоминало миноискатель.

Из любопытства и для тренировки я предпринял несколько измерений. Установил, что в прихожей и ванной фонит приблизительно одинаково и вдвое меньше, чем в том углу, где холодильник (вспомнились белые тараканы). Что самая чистая точка в квартире – на середине пути от письменного стола к кровати.

Шаг за шагом я совершенно погрузился в исследования (хотя действовал вполне сомнамбулически), даже попробовал выудить из дальней памяти санитарные нормы, которые зубрил в институте, готовясь к экзамену по гражданской обороне. Пока до меня не дошло: показаниям нельзя доверять, ибо снимаются они по младшей шкале и в секторе, ближнем к нулю, – а в таком режиме любой прибор, как правило, забывает, к чему предназначен, и начинает ловить фантомаса.

От возни с радиометром меня отвлек телефон. Я помедлил: поднимать – не поднимать? Простенькое бытовое ясновидение – я сразу догадался, кого услышу.

– Нам полезно было отдохнуть друг от друга, – сказала она. – Но пора, наверное, поговорить?

– Тебе не кажется, что поздновато? – спросил я.

Она засмеялась:

– Нет, ты уникальный все же бегемот. Звонит женщина, ночью, тайком от мужа, с ясными намерениями, которые вообще-то мужчин вдохновляют. А он – поздновато! Давно ли? Ты что, начал вставать по утрам? На службу устроился?

Сущий талант у нее: что угодно перетолкует в благоприятном для себя ключе. Мысли не допускает, что с ней могут обойтись резко.

Я перечитал записку. На животе у меня болтался радиометр.

Неожиданный оборот…

– Лучше завтра побеседуем, – сказал я. – Ты дома?

– Дома. Мужа нет. Сосед учит его по ночам машину водить.

– А который час?

– Полдвенадцатого, двенадцать… Куда ты торопишься?

Не в Андрюхином стиле возобновлять уже не задавшийся однажды розыгрыш. Выглядит так, будто мы правда уезжаем. Тогда мне уйму всего предстоит еще переделать.

– На кухню, – соврал я. – Ужин грею. Сгорит ведь ужин.

– Точно, – вздохнула она, – бегемот. За что мне такая доля?

Кто бы спорил – доля незавидная. Тем не менее завтра она собралась ко мне. Ее подруга подрядилась шить концертные костюмы какому-то казачьему коллективу и зовет ее в компаньонки. Она должна получить выкройки. Возможно, она зайдет днем, а отсюда направится к подруге. Но если сосед будет занят, а муж, соответственно, свободен, если муж согласится уложить ребенка спать – она объяснит ему, что работа не ждет, что казаки доплачивают за срочность, поэтому ей необходимо у подруги остаться. И приедет ко мне ночевать.

Я спросил:

– Он тебе верит? Муж?

– Не знаю. Но проверять он не станет. Никогда не проверяет.

По-моему, он сам боится ненароком в чем-нибудь меня уличить. Не понимает, как себя вести со мной, если уже и мне будет известно, что ему известно… Раньше тебя это не очень-то беспокоило…

Я сказал: ладно, годится, завтра увидимся. Но мне тоже придется отлучиться, и тоже пока не решилось, днем или ближе к вечеру.

Так что предварительно набери мой номер. Не хочу, чтобы ты оказалась у запертой двери.

Теперь – извини, моя еда превращается в угли.

Я учитывал: она одна, ей некуда спешить и ночь располагает к разговору, – стоит мне сейчас заикнуться о моем вдруг обрисовавшемся отъезде, долгого разбора отношений не миновать. А завтра, пусть она и успеет дозвониться, – наверняка с чужого телефона или из будки, на бегу, что выгодно скомкает всякое обсуждение факта, перед которым я ее поставлю.

Я по-прежнему не сомневался, что предпочел бы распрощаться с ней прямо и честно. Только время, увы, поджимает…

И все-таки эти расчеты вынудили меня поежиться от некоторой гадливости к себе.