Свобода

содержимое наволгло и склеилось комком. Андрюха вытряс его на газетный обрывок, достал из кармана красный швейцарский нож и маленьким лезвием отделял кристаллики, которые с кончика ножа опускал по одному в бутылочное горлышко, наблюдая падение на просвет. Жидкость в бутылке заметно порозовела.

Потом пили чай, выжидая полчаса. "Я, - хвастался Андрюха, - хитрый, как Штирлиц". Он встретил в гостях мужа моей подруги (наш с нею роман начинался задолго до Андрюхиного отъезда, но видел он ее всего однажды; а с мужем мы когда-то оба были знакомы - правда шапочно) и нашел предлог обменяться телефонами. Тут же, из соседней комнаты, по добытому номеру позвонил его жене. Она дала мой новый адрес.

Телефон продиктовала тоже, но Андрюха записал наспех, коряво и впоследствии не мог разобраться, где у него единицы, а где семерки.

Ничего радикального в бутылке так и не произошло. Жидкость оставалась розовой, в осадок выпали даже не хлопья, а редкие темные крупицы. Отфильтровали через бинт прямо в чашки. Думаю, во всем этом не было никакого смысла. Тараканы один за другим стали срываться с потолка и понемногу - со стен. Сразу два попали в открытую сахарницу. Я выудил их пинцетом.

Андрюха порезал хлеб и повозил своим куском в сковородке, собирая растопленный жир от тушенки. Я медлил.

- Все-таки боязно...

- Ясно, что ты боишься, - хмыкнул Андрюха. - Но ведь в твоем страхе нет ничего нового...

На всякий случай я воспользовался приемом, перенятым у любителей одеколона из бригады по укладке телефонного кабеля, с которой подрабатывал в студенчестве:

сначала положить на язык ложку сахарного песку и уже на сахар накатывать дозу; если нет пива или хотя бы какой-нибудь пепси-колы, водой лучше не запивать; закусывать - бесполезно. Выпить я постарался как можно быстрее, а после замер и ждал отторжения.

Вкуса, каким бы он ни был, я не различил.

Андрюха прислушался к себе.

- По-моему, простой самогон. Только очень грязный. Похоже на виски.

- Есть такая пьеса, - сказал я, когда понял, что прямо сейчас со мной ничего не будет. - Действие в дурдоме... Тоже пьют не знают что. А двое знают - но молчат. Все равно пьют.

- Умерли? - спросил Андрюха.

- Все.

- Во сне?

Я уступил ему кровать, а сам вытащил из шкафа и разложил на полу широкий двуспальный матрас. Андрюха снял брюки и очки, но галстук поверх рубашки только слегка ослабил. Через пять минут он заявил, что тахта моя слишком мягка для его разыгравшегося сегодня страннического люмбаго, и предложил поменяться местами. Но меня уже разморило, лень было снова вставать - и я подвинулся, пустил его под бок.

- Тебе, - сказал он, - ангел когда-нибудь снился?

Я поправил:

- Ангелы не снятся. Они являются.

- Являются - это слишком высоко.

- Слово тебе не подходит?

- Слишком высоко. Не про нас.

- Уничижение, Андрюха, - предупредил я, - паче гордости... Не зарекайся, всякое бывает. Но редко.

Я не воображал себя на амвоне; мне казалось - ему охота поговорить. Я думал сказать о Савле и Павле. И даже припомнил несколько цитат - из тех, что любил приводить дьякон, - дабы своей осведомленностью убить Андрюху наповал. Но покуда, прежде чем начать речи, я нащупывал, вытянув руку, на столе папиросную пачку, он вдруг повернулся ко мне спиной и засопел, причмокивая. Цитаты остались невостребованны. Только самую популярную: "Держи свой ум во аде и не отчаивайся"

- мне представился повод самому себе пробормотать, когда я вскинулся утром на звонок в передней. Дверь явно входила во вкус, пугать меня ей пришлось, похоже, по нраву. С улицы пробивался бледный свет, вовсю шумели машины, а лифт в подъезде натруженно гудел - было, наверное, около восьми. Об окружающей действительности я знаю не так уж много, зато твердо. Если ты не наделал каких-нибудь особенных глупостей, перечень возможных в такую пору посетителей крайне невелик: посланец военкомата, участковый милиционер, в лучшем случае - разносчик телеграмм. Но вряд ли хозяина, лейтенанта запаса, станут отлавливать на дому. И откуда быть телеграмме, если его родителям гостивший у меня родственник при мне сообщил по телефону, куда и на какой срок их сын уехал - с Южного полюса? Так что участковый - по наводке соседей, с вопросами о моем статусе и прописке, получался всего вероятнее. Сейчас я мог бы затаиться, но если власть ищет с тобой встречи, рано или поздно ее все равно не избежать. А откровенные кошки-мышки только обеспечат заранее дурную репутацию и мне самому, и квартире, за которую я в ответе.

Андрюха - в полном, по-видимому, порядке - крепко спал и во сне улыбался. Что бы мы ни пили этой ночью, никаких признаков отравления я у себя не замечал. Едва я решил открыть, если позвонят еще раз, - позвонили еще раз: коротко, ненастойчиво.

Штаны мои куда-то запропастились. Я попробовал натянуть Андрюхины брюки - они застряли у меня на ляжках, - плюнул и двинулся в прихожую как был, в ситцевых синих трусах архаичного фасона. По дороге, зацепившись за гвоздь, выступивший от времени из деревянной оправы зеркала, выдрал у них сбоку значительный треугольный клин.