Свобода

- У жены. У нее родственники в Хайфе. Магазин имеют, канцелярские принадлежности. Сик транзит глория мунди - буду ластики продавать. Нет, ты вообрази: она достаточно еврейка, чтобы жить в Израиле, и недостаточно - в Германии!

Гитлер в гробу ворочается!

Он плеснул себе в стакан воды из чайника.

- Ребенок у нас - аллергик. В школу здешнюю вряд ли вообще сможет ходить.

Краску понюхает или там пыли наглотается - уже дышать тяжело. К тому же он "р" не выговаривает. Да его заклюют! Он отпор никому не способен дать сразу спазм, он пугается, паника, чуть не обморок... Жена говорит: мы обязаны обеспечить ему нормальную среду и медицину... Мы должны знать, что он в безопасности. Говорит, устала думать, что будет момент - и она не сумеет его защитить... Тебе сколько лет?

Я назвал сколько.

- А мне - почти сорок. У меня был бизнес, когда здесь и слова такого не слыхали. И я ни разу не сел. Нюх, стало быть, на месте. Я тебе вот что скажу... - Вдруг он грузно навалился на стол, выдав, что принял уже и до меня немало, хотя отлично держится. - Я тебе скажу: она права. Вся эта нынешняя мельтешня, демократия, развал системы - сплошное фуфло. С виду только что-то подвинулось. В этой стране слишком многие как не сомневались, так и не сомневаются, что им положено забраться тебе на хребет и погонять-командовать. Никто их не тронул. А тронут - новые народятся, земля рожает.

Дай срок - они еще учинят баню.

Я признался, что у меня нет интереса различать политические силы и их противостояния.

Естественно, одно - предпочтительнее, другое - недопустимо; я, пожалуй, мог бы даже прилепиться к кому-нибудь - от противного. Но цели, которые они заявляют, я не способен считать своими. Потому что не верю в возможность общих решений. И тогда за любыми их словесами - ничего, пустота. По-моему, перед каждым свое пространство, свое время - свое огромное поле, которое следует пересечь, чем-то жертвуя и чем-то не поступаясь. А вот чем - все равно придется всякий раз определять заново. В том-то весь и фокус...

Впрочем, мы в разных категориях. Ему есть о ком заботиться, за кого отвечать. А я - что: меня не зацепишь, нищим пожар не страшен. Если оправдаются его прогнозы - пережду, вывернусь.

- Детский лепет. - Он потянулся за коньяком. - У человека всегда есть что отобрать. Понадобишься для кайла с лопатой. Или под ружье.

Коридор оставался у меня за спиной, и я не заметил, как на кухню вошла женщина в халате с драконами поверх голубой ночной рубашки. Она убавила звук магнитофона до нуля, достала из холодильника тюбик с кремом и выдавила себе на ладони. Сказала без раздражения, но твердо:

- Шесть утра. Вали отсюда.

- Через окно?

- Через дверь.

Я встал. Она выглядела моложе мужа, на щеке еще держался рубец от подушки.

Сосед развел руками:

- Сейчас не буду с ней лаяться, ладно? Ты бутылку забирай, если хочешь...

Ключ в замке я поворачивал осторожно, как вор. Но это была напрасная деликатность: инженер с архивисткой проводили время иначе, чем я предполагал. В полутемной комнате, поймав неожиданную на радио трехдольную музыку, они вальсировали - и завороженно улыбались друг другу. Не видели меня. Не видели других глаз, с истомой и восхищением следивших за ними сквозь неплотно сомкнутые занавески.

Вытянув цыплячью шею, ухватившись за цинковый подоконник, прижималась с той стороны к стеклу сумасшедшая дочка дворника.

Бутов Михаил Владимирович родился в 1964 году в Москве. Окончил Московский электротехнический институт связи. С 1992 года публикует рассказы, повести, статьи и рецензии в журналах "Новый мир", "Знамя", "Октябрь", "Дружба народов" и др. В 1994 году вышла в свет книга "Изваяние Пана". "Свобода" - первый роман писателя.