- Прямо сейчас? - удивился я.
Теплый ветер, настороженная тишина, необычная для сердцевины города даже посреди ночи, уснувшая на перилах птица. Большей частью я, должно быть, досочинил подходящий антураж - но за давностью уже не развести: вот - память, вот - фантазия.
- Не сейчас, так завтра. Не завтра, так в старости... - Он делал усилие, чтобы говорить разборчиво, артикулировал, как комедийный инопланетянин. - А какая разница... Все равно не понимаю, что это значит...
Настроенный на пьяные речи, я отшутился: мол, и не стоит, может, слишком задерживаться, а то совсем ничего не сохранится вокруг... Пропустил мимо ушей слова, которых не повторит мне никто и никогда. Повторить нельзя (разве я не пытался!)
зазвеневший в них мимолетный резонанс наших существований: творилось с нами одно и чувствовали мы одинаково. Будто неведомо чем, но выкупили себя наперед, и долго теперь не полагается нам слышать ледяное дыхание - ни в затылок, ни где-либо рядом.
Конечно, мы ошибались. Срок понадобится ничтожный, чтобы удостовериться в этом.
Но именно в нашей ошибке я вижу единственное подтверждение тому, что все, бывшее с нами, было хоть отчасти не даром.
Те времена канули - и я о них не жалею. С тех пор, как мне впервые улыбнулся произошедший от меня младенец, я знаю, что любить можно иное и иначе. Ищу способ уберечься, если по стране - а то и не по ней одной покатится очередная красная волна.
Говорят, рубеж тысячелетий обещает великие перемены; они уже идут. Новые истины вроде бы и слову не по зубам, слово уступает языку образов, идеи, которые некогда мой друг азартно и одиноко преследовал даже на белых полях Антарктиды, успели стать общим местом салонных рассуждений. Говорят, тут есть логика катастрофы.
Философствую я, словно старая дама, то и дело что-нибудь теряющая и вынужденная разыскивать: очки или связку ключей. Но готов согласиться, что и собственный, выражаясь высокопарно, жизненный путь нахожу куда реже размеченным оформленными мыслями и завершенными действиями, нежели пейзажами, картинами и мизансценами... Я начинал это повествование как цепочку забавных историй. Не подозревал, что, разрастаясь, оно превратится в мое прощание с молодостью.
В середине мая, когда, по всем подсчетам, возвращение хозяина с подругой, настоящей полярной бородой и чучелом пингвина под мышкой ожидалось со дня на день, я получал первые гонорары за свои компьютерные труды, хотя на "ты" с техникой будущего еще не стал: мне нужны были советы, и я теребил одного за другим прежних знакомых, с этими делами связанных. Звали в гости - не кочевряжился. Жил теперь открыто, насколько это было возможно при том, что минимум три раза в неделю я строго отправлялся на работу: туда - часов в девять вечера, оттуда - где-то к обеду, чтобы рассосалась утренняя толчея в транспорте.
Уже определилось - и весьма удачно, - куда мне предстоит переехать. Каждую весну я навещал на даче в близкой подмосковной Немчиновке свою пожилую родственницу. Она проводила там круглый год, поскольку серьезным ничем не хворала и дом был теплый, а московскую квартиру оставила тоже давно не молодой бессемейной дочери. Собравшись в Немчиновку на майские праздники, я решил справиться у дочери, нет ли каких перемен и что еще помимо торта и цветов необходимо привезти, - и узнал, что старушка зимой еще переселилась обратно в Москву, здоровье больше не позволяло удаляться от аптек и ведомственной поликлиники. Меня пригласили на домашние пироги. Мне понравилось у них - лампы под абажуром, старые весомые книги и фарфор с внутренним светом. Наконец-то я вел разговор, который никого ни к чему не обязывал, - так беседуют с хорошими попутчиками в поезде - людьми милыми и случайными.
Рассказывал о себе. Объяснял, что компьютер - не робот-убийца, а похож скорее на телевизор. Я только вскользь упомянул, что должен сейчас срочно подыскивать себе жилье. И тут они стали обсуждать друг с другом: ведь я мог бы занять опустевшую дачу.
Они опасались надолго бросать ее без присмотра. Пока что весь дом в моем распоряжении; если же летом они все-таки отважатся пустить дачников какую-нибудь интеллигентную семью с детишками, - мне придется следить за порядком из просторного мезонина с отдельным входом. Само собой, я ответил - да. И мне бы не медлить с переездом, но я все тянул, все еще будто надеялся не трогаясь с места дождаться - бог знает чего...
Однажды позвонила прикатившая из Риги двоюродная сестра хозяина. Была удивлена, услышав о путешествии брата: не то чтобы она вовсе не общалась с родней, а вот за пять месяцев ее эти новости так и не достигли. Я предложил ей, если ее не смущает моя компания, остановиться здесь, как она это делала и раньше. Мы подружились год назад: